Мы прошли через мощеный двор, по периметру застроенный маленькими одно- и двухэтажными домиками, и, наконец, оказались перед большой, обитой каким-то светлым металлом, входной дверью в башню. Шурф осторожно, словно мы были на службе, потянул ее на себя. Дверь открылась с протяжным скрипом, и мы оказались в полутемном коридоре. Пройдя несколько метров, он открыл следующую дверь, и мы вошли в небольшой зал, озаренный оранжевым светом доброй дюжины здоровенных светящихся грибов. За большим прямоугольным столом восседала совершенно неописуемая компания. Я сразу понял, что имел в виду Шурф, когда говорил мне, что среди драххов нет неприметных людей. Святая правда! Глядя на физиономии Кутыков, можно было подумать, что эта семья - не совместное творение природы и случая, а дело рук хорошего комедийного режиссера - возможно, он даже несколько перегнул палку, собрав их вместе под одной крышей. Во главе стола восседал самый настоящий опереточный злодей: моложавое, довольно красивое от природы, смуглое лицо с чересчур крупным орлиным носом, тонкими, но яркими, словно накрашенными, губами и острым, как локоть, подбородком, было украшено тоненькими усиками и густыми, изогнутыми как у карточного Джокера, бровями. Этого красавчика окружали не менее прекрасные дамы. Одна из них наверняка была его сестрой: слишком уж велико сходство. Такой же острый подбородок, хищный нос, резкие скулы и огромные черные глаза, длинные темные волосы, гладкие и блестящие, великодушно обрамляли сие достойное зрелище. В результате у трудолюбивой матери-природы получилась типичная "дама пик", или просто юная ведьмочка - тоже, впрочем, вполне опереточная. Другая леди оказалась почти кукольной - если бы не маленький, но крючковатый носик - блондинкой. Все остальные атрибуты "сладкой девочки" были на месте: огромные зеленые глазищи, соблазнительный ротик с капризно оттопыренной нижней губкой и, насколько можно было разглядеть с порога, совершенно сногсшибательная фигура. Рядом с блондинкой примостилась колоритнейшая старушенция: самая настоящая старая ведьма, но уже не опереточная, а мультяшная: до сих пор мне не доводилось видеть настоящую живую женщину, у которой кончик гротескно изогнутого носа реально нависал бы над верхней губой, очаровательно сочетаясь с трогательными седыми усиками. Несуразная величина и сомнительная форма этого главного украшения справедливо компенсировались почти полным отсутствием глаз: так, две маленькие блестящие бусины, внимательные, сердитые и пугающе умные, как у крысы. Одним словом, дамы были хороши, каждая по-своему - настолько, что хоть в лес убегай! Впрочем, мужской состав коллектива тоже не подкачал. Здоровенный, не слишком добродушный на вид и, как мне показалось, небольшого ума, увалень, одетый в длинную вязаную хламиду - я даже не был уверен, что под ней имеются какие-нибудь плохонькие штаны. В его рыжих волосах запутались клочки соломы - я бы не удивился, если бы узнал, что на сеновале он валялся много лет назад: прическа этого красавчика выглядела так, словно к ней не прикасались чуть ли не с момента его рождения. Он был похож на когда-то славного, но уже давно свихнувшегося от сидения на цепи сенбернара. Рядом с ним сидел не менее запущенный дядя в коротких, едва достигающих колен, грязных, как чумной барак, штанах и замызганном вязаном жилете, надетом на голое тело. Впрочем, у этого грязнули внешность была самая что ни на есть поэтическая - на его темных с проседью кудрявых волосах красовался венок из живых цветов, шею обвивала какая-то декоративная лиана, из-под стола выглядывали перепачканные босые ноги, а глаза были мечтательно устремлены в потолок: мне показалось, что нас он вообще не заметил. У края стола примостился очень симпатичный румяный старичок. На звание гнома он, пожалуй, все-таки не тянул, но все же показался мне совсем маленьким: я заметил, что он сидел на очень высоком табурете - чтобы было удобно дотягиваться до стола. А напротив маленького дедушки восседало настоящее чудовище. Так мог бы выглядеть вконец спившийся самец орангутанга - если бы ему сбрили почти всю шерсть с морды, оставив только несколько клочков не то медной проволоки, не то просто жесткой рыжеватой щетины на одной щеке и примыкающей к ней половине подбородка. Другая часть лица выглядела вполне бритой, но легче от этого не становилось. Все они - кроме мечтательного дяди в венке, которого я про себя окрестил "поэтом" - уставились на нас в немом изумлении. Молчание грозило затянуться, поскольку Шурф, как мне показалось, не собирался произносить приветственных речей, а с неподдельным интересом склонившегося над микроскопом ученого бактериолога разглядывал своих свойственников.
- Приветствую вас в фамильном замке Кутыков Хоттских! - приятный сочный баритон раздался прямо за моей спиной.