Наследство от Данаи

Низа перевела взгляд на хозяйку, все еще продолжавшую стоять и рассматривать гостью, и только теперь заметила, что Юлия Егоровна не столько худая, сколько изможденная какая-то или больная, изгоревавшаяся что ли. Большие синие глаза потеряли ясность и походили на озерца с беловатой шугой. Руки, испещренные синими прожилками, все время дрожали. Бледное лицо имело синюшный оттенок.

— А вы, Низа, поразительно похожи на отца, — сказала Юлия Егоровна. — Может, пройдем в кабинет, там больше света?

— Как скажете, но я не надолго, должна сегодня возвращаться назад.

— Почему так быстро? Вы в Москве по делам?

— Да, я здесь бываю по меньшей мере раз в квартал, приезжаю в издательство «Антиква», сотрудничаю с ним. Но стараюсь не задерживаться. Сегодня зашла к вам по поручению родителей.

— Чего они вдруг вспомнили обо мне?

— Стареют, — коротко сказала Низа. — Однако совсем не вдруг, они все время вас помнят. А вы о них разве забыли? — спросила затем. — Ведь, я знаю, вы дружили.

Юлия Егоровна заплакала, тихо, не всхлипывая, только прозрачными аж до костей руками по-детски растирала слезы по щекам. У Низы защемило сердце. Вдруг она поняла, что старушка страдает от одиночества, живет одна, возле нее никого нет.

— Что с вами? — Низа обняла старую женщину за плечи, прижала к себе, встряхнула. — Ну, кто вас обидел? Чего вы плачете? Чем вам помочь?

— Побудь со мной, — прошептала Юлия Егоровна, переходя на «ты». — Я здесь с ума схожу от горя, а рядом нет ни одной живой души.

И она, сев в кресло, начала рассказывать, что недавно потеряла единственного сына, который не успел завести семью и родить ей внуков. Теперь она осталась одна-одинешенька среди чужих людей, немощная, без помощи. Со своими родственниками связь потеряла, а родственников мужа давно нет на свете.

— А где же ваши соседи, знакомые, почему они не приходят? — спросила Низа, не прекращая поглаживать руки Юлии Егоровны. — Только не плачьте, я не брошу вас, обещаю.

— Какие соседи? — Юлия Егоровна глубоко вздохнула и перестала всхлипывать. — Я же не здесь жила, а недавно продала свою квартирку в Ясенево, оформила на себя унаследованную от сына и вот переехала сюда, к нему, — она снова скривила личико, и Низа крепче прижала ее к себе.

— Если бы это был не центр Москвы, то я бы предложила вам поехать со мной, домой, в Дивгород. — сказала Низа. — Разве можно так страдать?

И вдруг на этих словах Низа захлебнулась. Среди множества книг она увидела небольшую фотографию Максима Дорогина, на которой он стоял рядом с Юлией Егоровной и так, как Низа сейчас, обнимал старушку за плечи. Низа все поняла — имело место чрезвычайное, маловероятное, сказочно-замечательное стечение обстоятельств, в которое невозможно поверить по чужим рассказам. Она поняла и от кого Юлия родила сына, и почему оказалась в самом сердце столицы, как поняла и то, что Максим не посвящал мать в свою личную жизнь. Итак, Максим и Раиса были братом и сестрой в четвертом поколении. «Боже милостивый, значит, и мне этот гений приходится братом, как и Раисе» — подумала Низа. В последнее время она привыкла удивляться, и только поэтому сейчас осталась живой. Даже не потеряла самообладания.

— А что мне Москва и центр, если я никуда выйти не могу? — между тем говорила Юлия Егоровна, не замечая состояния гостьи. — Жаль, что ты просто произносишь вежливые слова, а забрать меня с собой и не подумаешь.

— Конечно, это экспромт, но он полностью осуществим, не сомневайтесь, — сказала Низа. — Я не собиралась у вас задерживаться, хотела только выполнить просьбу родителей, увидеть вас, передать от них привет и все. А теперь вижу, что наш разговор будет длинным, — с нежностью глядя в глаза своей троюродной тетке, продолжала Низа. — И замечательным для вас, поверьте. Я просто еще раз с восторгом думаю о своем отце: как вовремя он послал меня сюда! Какая же сила ему дана чувствовать людей, их боли и горести! Какой любовью к ним он наделен! Поверьте, это не моя, а его рука сейчас обнимает вас. Тетушка, дорогая моя, вы не представляете, какие радостные вести я вам привезла, сама того заранее не зная!

Юлия Егоровна успокоилась, пригрелась под боком у Низы и, возможно, впервые за последний год ощутила себя защищенной, кому-то нужной и интересной, впервые с кем-то говорила доверительно и откровенно.

— От тебя пахнет родиной, моим счастливым детством, юностью. Ты такая сильная, и мне кажется, рядом с тобой у меня все будет хорошо, — будто ручеек, журчал ее голос, а Низа думала, с чего начать свой рассказ, чтобы у старушки не случился еще один стресс, пусть хоть и счастливый.

— Так все и будет, так и будет, — обещала гостья. — Расскажите мне о себе, — попросила она, чтобы старушка вылила тоску, облегчила душу и успокоилась насколько возможно в ее положении. — Давайте много говорить о дорогом и радостном для нас.