Наследство от Данаи

— Вот так память у людей! — сказал меж тем Павел Дмитриевич, насмеявшись. Еще раз вытер лоб, сосредоточился на рассказе: — Ей-богу, с детьми никогда скучно не бывает. Такое отчебучить! Это прозвище, Маринка, — обратился он к девушке, — к вам от твоего прадеда Ефима Адамовича Крашенинникова перешло. Он умер, еще когда твоя мама маленькой была.

— А-а, это прадеда так называли... — Марина освоилась, и уже не имела того растерянного вида, что вначале. — Мне казалось, что оно как-то связано с демократической революцией 1991 года. Так, иногда думала я, причем здесь мы? Политика нас не интересует. А коль это от прадеда... — она потеряла интерес к этому вопросу и перевела речь на другое: — Не обижайтесь, что мы без разрешения зашли во двор. Ворота открыты были, а собака привязана.

— Мы знали, что вас нет дома. Меня отец предупредил. Если, сказал он, ворота открыты, а машины во дворе нет, значит, хозяин где-то ненадолго уехал и скоро вернется. Вот мы и ждали.

— Это тот Павел Мищенко, который ко мне на курсы водителей ходил? — спросил Павел Дмитриевич.

— Да. Говорил, что хорошую науку от вас получил.

— А ездит?

— Ездит. Недавно купил «Фольксваген-Джетта». Правда, сборка французская, модели «Bеаch», что переводится как «берег», так как партия машин, с которой одна к нам попала, предназначалась для французских курортных побережий. А о Демократе, — напомнил Павлу Дмитриевичу, — расскажите больше, если знаете.

Евгения Елисеевна вынесла небольшой журнальный столик, поставила на него вазу с яблоками и грушами. Хозяину подала полиэтиленовую бутылку с холодной «Царичанской» водой.

— Ефим Адамович, — сказал Павел Дмитриевич, обращаясь к Марине, — мамы твоей Мелании Иосифовны дедушка, был до социалистической революции 1917 года членом РСДРП — Русской социал-демократической рабочей партии. И не просто членом, а незаурядным активистом. Его неоднократно арестовывали, побывал он и в тюрьмах, и в ссылках. Там и получил партийную кличку Демократ, гордился ею. Революция избавила его от очередной ссылки, и после мыканий он каким-то образом попал к нам в Дивгород на рядовую работу — не пригодился новой власти. Мне случилось работать с ним на заводе. Рабочий он был никакой, прямо скажу. Не из пролетариев, одним словом. А вот лясы точить любил и умел. Причем каждый рассказ начинал словами: «Когда я был демократом...». Поэтому партийная кличка и осталась за ним, затем передалась потомкам. А отец твой Трясак Петр Макарович вышел из рода тихого, незаметного и прозвище Демократ взял за Меланией Иосифовной, своей женой, как приданое.

— Так вы, значит, за рассказами? — поинтересовалась жена Павла Дмитриевича, появившись во дворе с дымящимся заварным чайником в руках. — Что ж вас интересует?

— Марина, если хочет, пусть разрабатывает в своем произведении тему Демократа, а меня заинтересовала ваша фраза: «Боюсь найти». Что вы имели в виду, или кого? — обратился к хозяину Вася Мищенко. — Неужели террористов?

Павел Дмитриевич помрачнел.

— О террористах я бы не советовал говорить в легковесном тоне. Последние события показывают, что это безбожная сила, несущая миру смертельную угрозу, и с нею необходимо считаться.

— Да, я не подумал, извините, — покраснел Василий.

Очень естественно, без предисловий и перехода Павел Дмитриевич пустился рассказывать.

Конечно, меня взять на испуг тяжело. Я в жизни всего навидался. Но хватит о грустном. Так вот, случилась со мной как-то забавное приключение. Однажды приехал я к знакомым в небольшое село, вернее хуторок, нашего территориального куста. Пора стояла горячая — косовица, и на улицах не видно было ни души.

Однако своих знакомых я дома застал, решил все дела, немного поговорил с ними, выслушал их сетования на жизнь, жалобы друг на друга, на детей и на новую власть. И поехал назад.

И вот в дороге слышу, что в машине появился какой-то посторонний звук. Прислушался. Явно идет не от мотора. Что за черт, думаю, может, сухой стебель зацепился за днище и лопочет.

День клонился к вечеру. Коровы из стад потянулись по своим дворам, гуси возвращались с водоемов. Наступало время прибираться в хозяйстве, поэтому я спешил пораньше попасть домой, так как мою работу никто не сделает.

Подъезжаю ко двору, вижу, и наша Манюня как раз во двор заворачивает, а гуси уже зашли в загородку, и гелготят там. Манюня, увидев меня, развернулась и начала мычать, дескать, дай вкусного пойла.

— Иди, моя хорошая, на место. Сейчас я быстренько напою тебя, — пообещал я скотинке.

Она у нас послушная была, сообразительная, все как человек понимала. Пошла, покачивая полным выменем.