Наследство Пенмаров

Он опять попытался меня ударить, но на этот раз я был наготове. Я увернулся от его кулака и нанес ему точный апперкот в челюсть, от которого он сильно закачался и упал. Голова его ударилась о деревянную ножку стола; он с грохотом упал на пол и затих.

Я стоял, глядя на него и тяжело дыша. Кухонная дверь открылась. Я оглянулся и увидел, что мать заглядывает в комнату.

– Джан…

– Одну минуту, мама.

– Что случилось?

– Он ударил меня, а я ударил его. Он придет в себя. – Я смахнул пот со лба и подошел к Джонасу, который по-прежнему лежал на полу. – Хорошо, – коротко сказал я ему, тронув его кончиком ботинка на случай, если он притворялся. – Можешь вставать.

Он не шевелился.

– Джонас!

Ответа не было.

Я наклонился, перевернул его, осмотрел.

– Джан…

– Отойди, мама. – Я встал на колени, расстегнул ему воротник и попытался нащупать пульс, но слышал только громкие удары своего сердца, отдававшие в голову с такой силой, что в ушах звенело.

– Вот, – сказала мать дрожащим голосом. – Возьми зеркало. Приложи ко рту.

Я приложил. Оно не запотело.

Он был мертв. Сын Ребекки умер. Умер мой собственный племянник, а я…

Я нанес удар, который его убил.

Глава 11

По прошествии пятидесяти лет Мэттью Перис совершенно не понимал, что именно случилось, и мог только надеяться, что было неправдой то, что Иоанн убил Артура. Тот просто исчез, и поползли слухи, что он умер… (Филипп Август) начал дразнить Иоанна этим исчезновением, как только поверил, что Артур мертв…

У. Л. Уоррен.Иоанн Безземельный

(Артур) был шестнадцатилетним рыцарем, которого захватили в плен, когда он пытался обложить мешками с песком замок, где укрывалась его восьмидесятилетняя бабка. Смерть его была несвоевременной, но не вполне незаслуженной.

Альфред Дагган.Дьявольский выводок

1

– О боже, – сказал я. Больше я ничего не смог выговорить. Я стоял на коленях и смотрел на Джонаса; мозг мой оцепенел, я не знал, что делать. – О боже.

Тогда мать, а не я, взялась за дело. Вспоминая этот случай, я удивляюсь, как спокойно она держалась после такого ужасного потрясения, но потом она сказала мне, что не позволила шоку овладеть собой до наступления следующего дня; потом она лежала в постели целую неделю и встала, только когда врач пригрозил ей, что заберет ее в больницу на обследование. Но сейчас, через минуту после ужасного происшествия, она была само ледяное спокойствие. Я всегда знал, что моя мать – крепкая старушка; а теперь она мне это еще раз доказала. Пока я неподвижно сидел на полу у тела Джонаса, она нашла бутылку бренди и неловко налила жидкость в два бокала.

– Пей, Джан-Ив.

Мы выпили. Я встал, но ноги мои были так слабы, что мне пришлось сесть.

– Ты в этом не виноват, – сказала мать. – Ты не хотел его убивать, я знаю. Это случайность.

Но я был слишком потрясен, чтобы отвечать. А Саймон Питер поверит, что это была случайность? Если кто-нибудь знает, что Джонас откровенно шантажировал мою мать и меня за мою роль в смерти Ребекки, в любую историю о случайности будет сложно поверить.

– Я скажу, что была в комнате, – сказала мать. – Я скажу, что видела, как это случилось.

Но она была заинтересованным лицом, предвзятым свидетелем, даже подозреваемой, которая могла задумать убийство вместе со мной.

– Ах, если бы я только не давала ему денег! – сказала мать. – Он, должно быть, сказал кому-то, что тебе есть что скрывать в отношении смерти его матери – он бы не стал молчать о том, что я даю ему деньги! А я была просто щедра к нему, потому что он мой внук, а не из-за его смешных угроз. Интересно, кто-нибудь в это поверит?

После долгого молчания я спросил:

– Интересно, а знает ли кто-нибудь, что он сегодня сюда собирался?

– Надо исходить из предположения, что кто-то знает.

– Мне кажется, нам надо сказать… – Я замолчал.

Мать посмотрела на меня:

– …что он приходил. Я позвонила и попросила тебя приехать, потому что он надоедал мне требованиями денег и вообще был неприятен. Он был сложным мальчиком, но, поскольку он мой внук и мне хотелось ему помочь, я время от времени давала ему деньги. Джан-Ив, мы будем говорить правду – и ничего, кроме правды. До определенного момента. Тогда никто не сможет доказать, что все последующее было неправдой.

– Да, – медленно произнес я. – Да… Он был груб, с ним было тяжело, поэтому я сурово поговорил с ним и велел больше тебя не тревожить. Мы поссорились, да, мы даже поссорились, а потом…