Наследство последнего императора

Почти никогда не попадали в вытрезвитель из ресторана гостиницы «Столица» армяне, азербайджанцы, грузины, дагестанцы и прочие «лица кавказской национальности»[167]. Они умели веселиться от души, не теряя человеческого облика. К середине веселья оркестр играл исключительно лезгинку. На музыкантов сыпались, словно листья по осени, красные десятирублевки, оркестр снова и снова заводил одно и тоже «для нашего дорогого гостя из солнечного Тбилиси, или не менее солнечного Сухуми, а то и такого же солнечного Еревана». Дорогие – в денежном смысле – гости, скинув пиджаки, устраивали посреди зала танцевальную джигитовку. К тому времени азиаты тихо исчезали, прихватив с собой половину личного состава из дежурной смены московских проституток – тупых, вульгарных и крикливо пьяных. Некоторые шлюхи перед работой капали себе в глаза атропин, чтобы расширенными зрачками производить особенное впечатление на клиентов. И в самом деле, их взгляды действовали на провинциальную клиентуру прямо-таки гипнотически.

Русских командировочных в вытрезвитель брали относительно мало. Они здесь, как всегда, были беднее всех, и содрать с них что-либо ощутимое удавалось не часто. Русские напивались быстро, словно боялись, что водку у них отберут. Долго рассчитывались с официантом, по десять раз изучали счет, в котором итоговая сумма оказывалась всегда вдвое, а то и втрое большей, нежели они рассчитывали. Выгребали из карманов последние медяки, но если не хватало, снимали с руки часы и пытались впихнуть официанту. Не каждый халдей соглашался принять такую плату или залог. От огорчения русская клиентура медленно трезвела и, пришибленная, расходилась по своим этажам, поклявшись, что отныне нога не ступит на вражескую территорию. Но уже в одиннадцать следующего утра их опухшие морды появлялись и жадно высматривали в буфете пиво. Потом, если удавалось наскрести на бутылку, повеселев, мчались на почту – отбить телеграмму домой с воплями, что их обокрали в метро, в трамвае или просто на улице и поэтому им немедленно нужен телеграфный перевод на двести-триста рублей. А вечером снова оказывались на вражеской территории, но уже с презрительными мордами победителей или оккупантов. Это означало, что перевод пришел вовремя.

Следующей волной, после ухода оркестра, расползались по номерам кавказцы – как правило, с перекошенными злостью физиономиями, на которых быстро вырастала синяя щетина, и этот процесс можно было хорошо наблюдать невооруженным глазом. От кавказского веселья не оставалось и следа. Они были готовы «рэзать» всех подряд, кто попадется. И все по той же причине: в их счетах сумма тоже оказывалась больше рассчитанной, но уже в пять-шесть, а то и в десять раз. Одни платили сразу, а для тех, кто пытался опротестовать счет, у халдеев был верный прием.

– Слушай, дорогой! – говорил официант, излучая дружелюбие и радость. – Ты что же – не можешь заплатить? Так почему ты мне сразу не сказал: вот, мол, я приехал из Тбилиси или Кутаиси совсем бедный, совсем нищий, и в кармане ни копейки, а выпить и погулять в Москве на халяву хочется! Я бы сам за тебя заплатил, и не разорился бы, потому что таких нищих кавказцев, как ты, в нашем ресторане никогда не было до тебя и после тебя никогда не будет.

Попадание всегда оказывалось стопроцентным. Какой же кавказец дойдет до позора, чтобы его считали неплатежеспособным. И если денег не хватало, а у него на руке оказывались часы, но не «Победа» какая-нибудь, как у русского, а самая настоящая японская «сейка» или швейцарский «ролекс», часы немедленно перекочевывали в карман халдея. Не было часов – кавказский гость тут же в зале расстегивал свои штаны, спускал их на пол, отворял в трусах секретный кармашек, откуда осторожно извлекал фиолетовую пачку двадцатипятирублевок. Но если у клиента и запаса не было, то халдей охотно предлагал ему кредит.

– Ладно, жаль мне тебя! – говорил официант. – Я же вижу – ты порядочный и уважаемый человек, не то, что эти нищие армяне (азербайджанцы, грузины, дагестанцы – ненужное вычеркнуть). Благодари Бога, что у меня бабушка армянка (азербайджанка, грузинка, дагестанка). Надо выручать своих… что поделаешь! Так сколько ты должен?.. Сколько там на счете?

– Двэсти пятьдесят руп! – отвечал «свой». – Так у тебя на бумажке напысано!

– Ну-ка дай еще глянуть… Хм, в самом деле, двести пятьдесят, – подтверждал халдей. – Большие деньги! Даже не знаю, могу ли помочь…

– Можэш, брат, можэш! Потом шо хочэш, прасы, прыежай ко мнэ, самым дорогим гостэм будэш!

– А ты, действительно, армянин (азербайджанец, грузин, дагестанец)? Покажи паспорт!

Паспорт переходил в руки халдея. После коротких переговоров к паспорту кавказский «земляк» прилагал расписку, в которой подтверждал, что действительно задолжал такому-то, но не двести пятьдесят, а триста пятьдесят, которые он завтра вернет, а если сможет только послезавтра, то это будет уже четыреста пятьдесят – и так далее, по таксометру. И только тогда получит паспорт обратно.