Наследство последнего императора

– Охотно! – отозвался Иван Иванович. – Итак, следствие с той, условно говоря, белой стороны, пришло к единственному выводу, вернее, опубликовало единственный важный для нас вывод: тогда с 16 на 17 июля были расстреляны все Романовы. И уничтожены тоже все – почти полностью! Остатки обгоревших костей, найденных на месте уничтожения трупов, следователь Соколов вывез через Владивосток с помощью главы миссии Антанты генерала Жанена. Все! Этим белое следствие сразу исключило любые возможности для самозванства.

– Усвоили, – отозвалась Новосильцева. – Дальше.

– Что делает красная сторона? – продолжил Иван Иванович. – Она сначала заявляет, что царь расстрелян, а семья жива. Потом торгуется еще долгое время с немцами, продолжая врать, что женщины-то, мать и дочери, все

живы, а не только одна Анастасия! Сначала Чичерин, потом Карл Радек даже предлагают немцам обменять женщин Романовых на заключенных в тюрьме немецких коммунистов Карла Либкнехта и Розу Люксембург. Немцы на это не пошли, а зря: многое стало бы ясно уже тогда! Но с 1920 года советская власть накладывает на тему полный запрет. «Записка» Юровского становится партийно-государственным секретом. Тем не менее, на Урале знают место захоронения царской семьи – на «девятой версте». Однако при всей неуклюжести спрятать концы – явной или намеренной – и красная сторона тоже недвусмысленно заявляет: погибли все! Уничтожены или захоронены разными способами и при разных обстоятельствах – все! Но почему в таком случае, – голос Ивана Ивановича зазвенел сталью, – претенденты, начиная уже с 1918 года, выбирают для себя исключительно роли Анастасии или Алексея? Почему никто не назвался Марией? По возрасту она не намного старше Анастасии. Или Ольгой? Или, что существенно облегчило бы для них задачу, – кем-нибудь из слуг?

– Да, – обронил Онтонов. – Ведь только сейчас, в наши дни, после того, как раскопали могильник, мир узнал о неясности именно с этими двумя трупами…

– Хороша неясность! – возмутилась Новосильцева. – То он, то есть Юровский, фрейлину сжег, то императрицу, то Демидову!..

– Госкомиссия заявляет, уже совсем «окончательно», что нет в наличии останков именно Алексея и Анастасии! Прокурор Соловьев, правда, настаивает, что отсутствует Мария. Впрочем, у него нет никаких серьезных причин так заявлять, точно так же как нет оснований утверждать иное, – вставил Беляев.

– Тем не менее, я ставлю вопрос так: почему появлялись претенденты только на роли Анастасии и Алексея, в то время как не было никаких – ну, совершенно никаких! – оснований именно для такого выбора? Ни красные, ни белые именнотогда

никому повода для такого выбора не давали! А они, претенденты, все равно упорно делали один и тот же выбор!..

Словно тихий шелест пронесся в воздухе – слушатели перевели дух.

– Знаете, – тихо проговорила Новосильцева, – у меня такое ощущение после ваших возмутительно простых и неопровержимых заявлений… Я надеялась, что нам удастся поставить точку в истории екатеринбургских останков. Похоже, я себя переоценила.

29. ОСВОБОЖДЕНИЕ

НИКОЛАЙ пришел к столу последним. Волосы у него были еще мокрые, от него свежо и слегка аптечно пахло его любимым лавандовым мылом.

День начинался солнечный, безветренный – истинно благодать Божья для этих краев. Ночь Николай проспал при открытой форточке, и на это нарушение порядка новые часовые вообще не обратили внимания: Юровский сменил охрану почти полностью. Новый комендант требовал строгости к пленникам, но и уважения к ним – в том объеме, в котором, как он заявил, позволяет их арестантское положение.

Головокружительный аромат городских садов всю ночь стоял в комнате, и Николай просыпался несколько раз оттого, что видел во сне поспевающие яблоки, сильный запах которых заполнил всю комнату. Их аромат стоял в ней всю ночь, а под утро стал еще острее, потому что к нему примешался неожиданный и оттого совершенно изумительный тропический запах сибирской облепихи. В жаркие дни она начинает пахнуть ананасом.

Проснувшись, Николай тихонько прошел в ванну, открыл свою черную гуттаперчевую мыльницу, где лежал небольшой светло-зеленый кусочек немецкого мыла, понюхал его и долго стоял с закрытыми глазами, не думая ни о чем. Потом открыл кран, откуда нехотя вытекла тощая желтоватая струя. Подставил руку и отметил, что вода недостаточно холодная – согрелась за ночь.

Николай рывком сбросил гимнастерку, отметив попутно, что ее пора бы заштопать на левом локте, снял старые армейские брюки, протертое исподнее и решительно принялся намыливаться. Гимнастику ему сегодня почему-то делать не хотелось. Он помылся, потом еще раз наполнил ванну новой водой и плескался в ней вволю, пока не надоело, и еще долго, с удовольствием, какого давно не испытывал, просто лежал в воде, несмотря на то, что от нее ясно пахло ржавчиной.