Наследство разоренных

«…Парень очень способный, семья бедная, присмотри за ним, пожалуйста. Он уже визу получил, прибудет… Найди работу для Пореша. Его брат тоже собирается приехать. Помоги им. Санджиб Том Карма Пончу, и еще, помнишь, Буду, сторож в „Мон ами“, так вот, сын его…»

*

— Я понимать, понимать как не понять, — сочувственно кивает Саид.

Мать Саид-Саида снабдила телефонным номером и адресом сына половину Стоунтауна. Они прибывали в аэропорт с долларом в кармане и номером его телефона, надеялись найти приют под крышей его дома — его дома!А под крышей этой-то все койки уже использовались в три смены. Рашид — Ахмед — Джафер — Абдулла — Хасан — Муса — Лутфи — Али…

— Большое племя, большое племя. Я проснуться, идти к окну — новое племя! Все сказать: «О, виза получить нельзя, нельзя, трудно, очень трудно!» Но каждый виза получать. Этот американский посол — совсем осел. Что он со мной делать? Кто даст этому Дули виза? Никто не даст. Один взгляд — сразу видеть. Но Дули виза получать! Вот он. Дули!

Чтобы утешиться, Саид варит горошек с рыбой, щедро добавляет сахару и кокосового молока. Липкую смесь, пахнущую надеждой, намазывает на хлеб и предлагает остальным.

*

Самые сочные фрукты в Стоунтауне растут на кладбище. Лучшие бананы — над могилой дела того самого Дули, которому американское посольство в Дар-эс-Саламе по какой-то непонятной причине выдало въездную визу Сообщив о бананах, Саид выглянул в окно — и тут же оказался под прилавком.

— О-о-о, Бох-х-х ты мой! — шепотом. — Племя! Большое племя! Сказать, я здесь нету… Откуда адрес взять? Мать давал! О-о-о-о… Омар, Омар, сказать им, я здесь нету. Сказать им, прочь пошел…

Перед «Королевой тортов» нерешительно топталась группа чернокожих. Они усердно скребли затылки и негромко переговаривались.

— Зачем ты им помогаешь? — спросил Омар. — Я вот перестал помогать, они перестали приезжать.

— Потом рассказать. Омар, Омар, скорей!

Омар пожал плечами и вышел.

— Кто? Сойед? Саи-и-ид! Нет, нет, такого здесь нет. Здесь только я, Кавафья и Бижу. Да, хозяин сейчас придет.

— Нам его мать сказать. Он здесь работать.

— Нет, нет, ошибка. Вы лучше идите, не то хлопот не оберешься. Вам не нужны хлопоты, нам не нужны хлопоты. Уходите, уходите.

*

— Ф-фу… Спасибо, Омар. Они прочь?

— Как бы не так.

— Где они, где?

— Вон отошли. Стоят, смотрят, — сообщил Бижу, чуть не подпрыгивая от возбуждения. Чужое затруднение интересует, увлекает.

Все покачивали головами, не желая верить неприятному сообщению.

Бижу вышел, вернулся.

— Они говорят, что пойдут теперь к тебе домой, — гордо сообщил он. Бижу понял, как ему не хватало в жизни такой роли, роли важного звена, посредника, вершителя чужих судеб.

— О, Бох-х-х, они не уйти, они уйти и оставить кого-то один ждать. Закрыть дверь, закрыть окно…

— Нельзя дверь закрыть, нельзя окно. Жарко.

— Закрыть!

— А если хозяин придет?

Хозяин усвоил вполне объяснимую привычку заявляться без предупреждения.

«Все в порядке, босс-сахиб, — докладывал ему Саид. — Мы все делать, как вы нам сказать делать».

Но сейчас…

— Моя жизнь кончаться, друг, маленько жарко там, маленько жарко тут… Босс или не босс…

Они закрыли окно, закрыли дверь. Саид позвонил в свое обиталище:

— Ахмед, слушать меня: трубку не снимать, Дули и с ним там из аэропорт много-много племя приехать! К окнам не ходить, никто дома нет!

— Хах-х-х… Зачем им виза давать? Зачем им билет продавать? — услышали они реакцию на другом конце провода. Далее последовал монолог на густом, почвенном суахили.

*

Зазвонил телефон пекарни.

— Не брать, не брать! — шипит Саид. Бижу отдернул руку.

Включился автоответчик, звонки прекратились.

— Ответчик племя боятся, — удовлетворенно кивает Саид.

Опять звонок. И еще один. Снова включается ответчик.

И опять.

— Саид, надо тебе с ними поговорить, — советует Бижу, обеспокоенный звонками. — А вдруг это хозяин?

А вдруг звонок из Индии? Может быть, отец…

Умер? Умирает? Заболел?

Кавафья снял трубку, и до них донеслась паническая скороговорка:

— Саид! Саид! Спасай! Спасай!

Кавафья положил трубку и отключил телефон.

Саид:

— Это племя… Надо впускать. Они не уходить. Они никогда не уходить. Им некуда уходить. Ты их впустить, ты их слушать — и все. Ты знать их тетя, ты знать их семья, и ты отдать все. Ты не сказать, «это моя еда, только я ее кушать», как американцы. Спроси Tea — это одна из его последних пуки-поки, — она жить с тремя подруги, каждый иметь свой еда, свой место в холодильнике, каждый себе готовит. В Занзибар, если ты что-то иметь, делиться надо. Так правильно, так верно. Но тогда никто ничего не иметь! И я уехать из Занзибар.

Молчание.