Насмешки судьбы (СИ)

      - Так сделай уже выводы и отстань от меня! - рявкаю так, что голос, эхом разлетевшись по комнате, вновь возвращается ко мне. - Не надо меня опекать, я не оценю этого и принять не смогу. Я здесь только потому, что выбора у меня нет, но как только выдастся возможность, хоть крохотный шанс или лазейка... я свалю, - в момент становлюсь серьезным, видя в его глазах блеснувший огонек недовольства, и все же скрываюсь за дверью ванной, глухим хлопком давая понять, что разговор окончен.

      - Мы еще вернемся к этому разговору, - доносится из-за двери вместе с удаляющимися шагами, а я, взвыв (правда молча, а то услышит и прилетит выяснять причины моей истерики), все же решил привести себя в порядок.

      Помылся, побрился (да, иногда надо, а то временами появляющийся пушок под носом жутко бесит), ужаснулся своему отражению в зеркале: бледный, злой, растрепанный и изрядно помятый, сейчас я выглядел хуже, чем обычно. Не то чтобы меня это сильно напрягало, я и раньше погано выглядел, но не очень бы хотелось, чтобы люди от меня еще и на улице шарахаться начали.

      Мои манипуляции сильного эффекта не произвели, поэтому, когда я спустился вниз по личной просьбе хозяина дома, Виктор, оглядев меня, все-таки не сдержал жалостливого взгляда, чем вызвал у меня рвотные позывы.

      - Мне позвонить надо, - произношу, оторвавшись от ароматного чая за завтраком.

      Вся обстановка кажется нереальной, непривычной. Ну не вижу я ничего особенного в дорогой мебели, картинах, ковры какие-то. Мне здесь неуютно и это мерзкое чувство заставляет постоянно быть в напряжении.

      - Кому? - глядя на то, как Виктор с удовольствием уплетает яичницу, или что это такое в его тарелке, в то время, как мне кусок в горло не лезет, очень сложно сдержать себя, чтобы как-то его не подъебнуть. Ну дикость же! Сел, пожрал, помыл тарелку, пошел дальше. А этот чванится сидит, рот салфеткой вытирает, тьфу, блядь.

      - Знакомому.

      - Который тебя в тюрягу загнал? - мне не понравился его раздраженный тон, тем более когда он попытался его от меня скрыть.

      - Нет, другому. Так мне дадут телефон?

      - Без проблем, возьми любой в доме.

      - И через сколько твой наряд головорезов явится за теми, кому я позвоню, чтобы взять их под контроль и, заодно, посильнее сдавить удавку мне на горле? - я пытался не язвить, честно, но вся бредовость происходящего, атмосфера, поступки, даже то место, где я нахожусь - все неправильное, не мое, и я постепенно начинаю теряться во всем этом балагане.

      Его кривая усмешка свидетель моего попадания в точку.

      - А ты сообразительнее, чем я мог предположить

      - И где наручники, кандалы? Когда меня уже посадят на цепь?

      - Этого не будет, если ты, конечно, не станешь глупить.

      - А что, если я уже сглупил? Уже сделал что-то, что поможет мне освободиться от твоей опеки? - его взгляд в момент замер, потемнел, а сам Виктор посерьезнел, стоило только произнести всего пару слов.

      - Глупое дитя, - усмехается и, встав со стула, почти бесшумно подходит ко мне, треплет мне волосы, запуская большую ладонь в вихры на голове, уклоняюсь, ухожу от ненужного прикосновения, на что слышу лишь его смешок. - Если ты все же сглупил, это пагубно скажется на тех, кого ты подставил. За мной все хвосты подчищены и тылы надежно прикрыты. Малыш, - садится передо мной на корточки и, развернув меня вместе со стулом к себе, опускает руки мне на колени, и сейчас, ведя себя так непринужденно, кажется, молодеет на глазах. А я все так же сижу, с твердым убеждением, что ему доверять нельзя, что валить отсюда надо, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула стараюсь закрыться, но его непробиваемая упертость рушит все границы. - Я же злопамятный, и тех, кто попробует мне дорогу перейти, размажу не задумываясь. Мне хватит и денег, и влияния, и жестокости. Я не ангел, ребенок, далеко не белый и пушистый, и если я хорошо отношусь к тебе, это еще не значит, что к остальным я отнесусь также. Я ненавижу людей за их лживые натуры и показную привязанность, я с легкостью могу убить человека и поверь, рука не дрогнет так же, как и давно заснувшая совесть, - он говорит все это так монотонно, буднично даже, что у меня все холодеет внутри, потому что верю каждому его слову, потому что сам считаю так же. - Ты напоминаешь мне меня самого в молодости, - протянув ладонь, касается пальцами моей щеки, с безумной нежностью очерчивая линию скул, и что-то такое, едва заметное, сквозит в его взгляде, что дурно делается. А я бы и рад уйти от прикосновения, но сижу неподвижно, не в силах даже откинуть чужую ладонь. - Вот только я делов наделал, много ошибок совершил и их последствия уже невозможно исправить... - резко одергивает руку, будто обжегшись, я вздрагиваю, чем тут же заставляю его вернуться в реальность. Он вновь улыбается, правда отворачивается в сторону, не желая смотреть мне в глаза. - Ты, главное, думай, прежде чем что-то вычудить. Наказывать не буду, жизнь лучший учитель, сама всех накажет и через страдания заставит выучить урок, а вот я могу обидеться и всерьез поменять мнение о тебе.