Насмешники. Дело тел

Ит закрыл блокнот, огляделся. Оказывается, катер уже шел по вечернему городу, а это значит, что скоро выходить на пересадку. Увлекательное это всё-таки занятие — истории придумывать. Увлекательное и отвлекательное. Жизнь, когда пишешь, она… где-то там. А ты — здесь. Внутри этой самой придумываемой истории. Насколько там всё проще и понятнее…

Это там ты, молодой и беззаботный, хорошо одетый и весь из себя правильный, идешь совершать нечто по-настоящему великое и нужное. Спасать, защищать, предотвращать, укрощать. Это там ты всем нужен и важен.

А здесь…

Здесь и сейчас ты, зтраханный по самое небалуйся, тащишь тяжеленную сумку с датчиками домой, а дома тоже не всё ладно и правильно, потому что дома всё разваливается на части и ты, мудак, одна из причин этого развала, точнее, ты главная причина, но надо как-то всё вывернуть под таким углом, чтобы никто до поры не понял ничего. Сверхзадача, блинский блин.

Что я делаю, а? убито думал Ит. Еще бы я сам понимал, что делаю. И ведь делаю-то правильно, чувствую, что правильно, но если я начну хоть кому-то эту правильность объяснять, всем будет только хуже.

Девятнадцать лет.

Девятнадцать лет прошло после того, как он принял это решение — и сейчас срок подходил начинать делать то, что он тогда еще задумал. То, что им всем казалось жизнью, на деле было только отсрочкой, но они-то принимали эту отсрочку за жизнь, и почти пятнадцать лет каждый из них свято верил в то, что это жизнь и есть. Да он и сам так думал. Даже какое-то время сумел внушить себе, что тогда, давно, он ошибался. Только четыре года как они стали понимать, что к чему. Даже нет, не так. Не понимать. Ощущать. Необъяснимое ведь можно не объяснять, верно? На то оно и необъяснимое. Но можно ощутить.

Это как падать в пропасть, понял Ит.

Мы всё еще летим.

Мы не упали пока, и дна не видно, но то, чему суждено разбиться, разобьется неминуемо.

Сейчас будет, кстати, весьма неплохо. Даже хорошо — отчасти. Девчонки уедут, мы хоть как, но сменим обстановку. Станет полегче — на какое-то время. Полегче — и одновременно острее и беспощаднее. Потому что…

Интересно, а что решил Ри?

Он же, мать его, гений.

Он обязательно что-то решил, в этом сомневаться не приходится, но что — этот поганец никогда не скажет заранее. Да, даже нам, и то не скажет. А ведь мог бы.