На первый взгляд может показаться, что мы в чём-то расходимся со св. Августином. Он утверждает, что все верующие, пока они живут в смертном теле, настолько порабощены нечистыми желаниями, что не могут не вожделеть, и однако он не осмеливается назвать этот недуг грехом. Называя его «немощью», св. Августин говорит, что он становится грехом тогда, когда за помышлением или представлением следует действие или внутреннее согласие, то есть когда внезапно возникшему желанию подчиняется воляь. Мы же считаем, что всякое нечистое желание, подстрекающее человека поступать вопреки Божьему закону, есть грех. Более того, мы считаем грехом самоё испорченность, которая порождает в нас эти нечистые желания. Таким образом, мы учим, что в верующих грех живёт постоянно, пока они не совлекутся смертного тела, потому что в их плоти всегда присутствует испорченность, противящаяся праведности. И сам св. Августин не всегда избегает слова «грех» именно
а7Августин. Против двух писем пелагиан (Бонифацию), IV, X, 27 p.; XI, 31 (MPL, XLIV, 629 р.; 634) <в томе I заглавие этого произведения — «Contra duas eplstolas Pelaglanorum (ad Bonlfacium)» — было переведено ошибочно, за что переводчики и издатели приносят свои извинения^ Против Юлиана, II, с. I, 3; III — V; VIII — IX (MPL, XLIV, 673, 675 p.).
а8Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, XLI, 10 (MPL, XXXV, 1697 s.); О грехе, заслугах и прощении, II, VII, 9 (MPL, XLIV, 136 р.); Против двух писем пелагиан (Бонифацию), III, с. Ill, 5 (MPL, XLIV, 590 р.); Против Юлиана, II, I, 3; V, 12 (MPL, XLIV, 673, 681 p.).
в этом значении, например, когда говорит: «Источник, из которого происходят все грехи, св. Павел называет "грехом", то есть грехом являются дурные желания. Что же касается святых, то этот грех утрачивает над ними власть в мире и гибнет на небесах»а. Тем самым св. Августин признаёт, что, поскольку верующие подвержены дурным желаниям, то они виновны как грешники.
II. Относительно того, что Бог очищает свою Церковь от всякого греха, обещает благодать и даёт её своим избранным (Эф 5:26-27), мы говорим, что это ^касается вменения греха в вину, а не его существа (matiиre). Возрождая своих верных, Бог делает так, что владычество греха над ними устраняется, ибо Он даёт им силу своего Св. Духа, с помощью которого они становятся победителями в своей борьбе против греха. Но при этом грех, переставая властвовать над ними, не перестаёт в них пребывать. Поэтому мы утверждаем, что, хотя в детях Божьих ветхий человек распят и закон греха упразднён, какие-то его следы всё же остаются (Рим 6:6)*; но не так, чтобы господствовать над ними, а чтобы смирять их сознанием их собственной немощи. Мы утверждаем также, что эти следы не будут поставлены им в вину не потому, что их как бы нет, но по Божьему милосердию. Освобождённые от греха благодатью, фактически они не перестают быть грешниками и виновными перед Богом.
Нам легко подтвердить это положение, ибо ясные и определённые свидетельства в его пользу есть в самом Писании. Что может быть яснее сказанного св. Павлом в седьмой главе Послания к римлянам? Во-первых, как мы уже показали ранееь, он говорит там от лица возрождённого человека, и св. Августин неопровержимо это доказал0. Я оставляю в стороне вопрос об употреблении им слов «зло» и «грех». Недоброжелатели могут придраться к такому употреблению, но кто станет отрицать, что нарушение Божьего закона — порок? Что отказ от добрых поступков — грех? Кто, наконец, не признает, что грех всегда подстерегает нас там, где дух немощен? Итак, св. Павел говорит, что всё это коренится в испорченности, о которой у нас и идёт речь.
Существует ещё одно доказательство, которое исчерпывает этот вопрос. В Законе нам заповедано любить Бога всем сердцем, всею душою и
аАвгустин. Проповеди, 155, 1 (MPL, XXXVIII, 841).
'Синодальный перевод: «Ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху». ьКн. II, гл. II, 27.
сАвгустин. Проповеди, 154, II — III (MPL, XXXVIII, 833 р.); Трактат о Евангелии от Иоанна, XLI, 10-11 (MPL, XXXV, 1697 р.).
всеми силами. Но раз все составы нашей души должны быть наполнены любовью к Богу, то очевидно, что эту заповедь нарушает всякий, кто позволяет себе хотя бы мимолётное желание или помышление, отвлекающее от любви к Богу и склоняющее к суете. А если так, то разве не в душе заключена готовность терзаться из-за всевозможных желаний, что-то задумывать умом или предощущать чувствами? И если в таких настроениях есть нечто от суеты, тщеславия и порока, то не признак ли это того, что в каких-то частях души любовь к Богу отсутствует? Поэтому человек, не считающий что всякое плотское желание есть грех и что живущий в нас недуг, который порождает желания, есть источник греха, не должен был бы считать грехом и нарушение Закона.