Наставление в христианской вере, т.4

18. Таким образом, невозможно снять обвинение в нечестии со всех наших противников, которые отстаивают свои измышления, прикрываясь авторитетом Церкви. Отсюда легко сделать вывод, что эти измышления приписываются Церкви ложно. По этой причине мы решительно выступаем против тирании человеческих традиций, утвердившихся под прикрытием имени Церкви. Ибо мы отнюдь не презираем Церковь, как в том недобросовестно обвиняют нас наши противники, желая вызвать ненависть к нам (Eck J. Op. cit., 13, E 7a.), но возносим ей хвалу в повиновении - большую, чем такую, которую она когда-либо знала. Это они наносят чудовищное оскорбление Церкви, представляя её мятежницей против Господа, преступившей, по их же словам, заповедь Бога. Я уже не говорю, что с их стороны крайне бесстыдно и нечестиво постоянно кивать на власть Церкви и в то же время умалчивать о том, какую заповедь имеет Церковь от Бога и какое повиновение она должна Ему оказывать. Но если мы хотим пребывать в истинном согласии с Церковью, нам прежде всего надлежит рассмотреть, что заповедал Бог нам и своей Церкви, дабы по общему согласию повиноваться Ему. Ибо не подлежит сомнению, что мы пребудем в полном согласии с Церковью, если всегда и во всём будем покорны Богу.

Что касается утверждения об апостольском происхождении их преданий, то это чистой воды обман. Всё учение апостолов направлено к одной цели - не обременять души людей новыми традициями и уберечь христианскую веру от заражения человеческими измышлениями. И если верить древним историческим повествованиям, апостолы не только не знали о тех вещах, какие им приписывают наши противники, но и не слыхали о них.

И пусть они не бормочут нам о том, что многие апостольские конституции были приняты в силу обычая, а не в результате письменной передачи. Речь идёт о вещах, которые апостолы не могли вместить прежде смерти Иисуса Христа, однако постигли потом, по сошествии на них откровения Св. Духа. Выше мы уже разъяснили это место (/4/8.8-13). Что касается предмета, излагаемого нами сейчас, наши противники выставляют себя на посмешище, когда пытаются объяснить, что это за великие таинства, столь долго неведомые апостолам, и при этом указывают на обряды, которые отчасти заимствованы и наметаны из тех, что некогда были распространены у евреев и язычников, а отчасти представляют собой нелепые обезьяньи ужимки и несуразные церемонии, наизусть заученные тупыми священниками, ничего не смыслящими в них. Дети и дурачки перенимают эти ужимки так похоже, что можно подумать, будто они постигли их высокий смысл.

Но даже если бы у нас не было никаких исторических свидетельств, всякий здравомыслящий человек рассудил бы, что такое множество обрядов появилось в Церкви не вдруг, а вводилось постепенно. Если благочестивые епископы апостольских времён обнародовали некоторые святые законы относительно церковного порядка и устроения, то их преемники, люди неразумные и жадные до новизны, пожелали внести каждый свою долю; причем последующие неизменно стремились превзойти предыдущих. А поскольку существовала опасность, что их измышления, с помощью которых они надеялись стяжать честь и славу, будут вскоре преданы забвению, они прибегли к чрезвычайной, неведомой первым епископам строгости, дабы принудить народ к соблюдению их нововведений. Это безумное и дурное взаимное подражание, при котором каждый хотел иметь такую же смелость на нововведения, как и его коллега, породило большую часть обрядов, ныне выдаваемых папистами за апостольские установления. Как уже было сказано, исторические документы убедительно свидетельствуют об этом.

19. Чтобы чрезмерно не затягивать наше изложение, ограничимся одним примером. Апостолы совершали Вечерю Господню очень просто. Их ближайшие преемники, дабы подчеркнуть величие таинства, добавили некоторые действия, отнюдь не заслуживающие порицания. Но потом явились обезьяны, охваченные несуразной страстью всё новых и новых добавлений. Так появились пышные облачения священников, украшение жертвенника, гримасы и ужимки того нелепого фарса, каким сегодня предстаёт перед нами месса с огромным числом ненужных вещей.