Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов

Григорий. А из которого – лондонского или парижского – выбрал бы ты тех людей парламента? Но знай, что хотя бы ты к сему взял судьею самого того короля, который осуждал премудрейшую мать нашу натуру за распоряжение небесных кругов, то Бог и время и его мудрее. На что ж тебе лучшего судьи искать? Положись на него и сделай его волю святую своею волею. Если ее принимаешь, то уже стала и твоя. Согласие воли есть то единая душа и едино сердце; и что ж лучше, как дружба с Высочайшим? В то время все по твоей да еще премудрой воле будет делаться. И сие-то есть быть во всем довольным. Сего-то желает и наш Ермолай, да не разумел, что значит быть во всем довольным. Видите, что Павлово слово – «о всем благодарите» – источником есть совершенного мира, и радости, и счастия. Что может потревожить мое сердце? Действительно, все делается по воле Божией, но и я с ней согласен, и она уже моя воля. Зачем же тревожиться? Если что невозможное, то, конечно, и неполезное; все то одно. Чем что полезнее, тем доступнее. Друзья мои, вот премудрость: если исполняем, что говорим: «Да будет воля твоя…»

Ермолай. Вспомнились мне некоего мудреца хорошие слова: благодарение воссылаю блаженной натуре за то, что она все нужное легко добыточным сделала, а чего достать трудно, то ненужным и мало полезным.[144]

Григорий. Благодарение Отцу нашему Небесному за то, что открыл очи наши. Теперь разумеем, в чем состоит наше истинное счастие. Оно живет во внутреннем сердца нашего мире, а мир в согласии с Богом. Чем кто согласнее – и блаженнее. Телесное здравие не иное что есть, как равновесие и согласие огня, воды, воздуха и земли, а усмирение бунтующих ее мыслей есть здравие души и жизнь вечная. Если кто согласия с Богом три золотника только имеет, тогда не больше в нем и мира, а когда кто 50 и 100, то столько же в сердце его и мира. Сколько уступила тень, столько наступил свет. Блаженны, которые день ото дня выше поднимаются на гору пресветлейшего сего Мира-города. Сии-то пойдут от силы в силу, пока явится Бог Богов в Сионе. Восход сей и исход Израиля не ногами, но мыслями совершается. Вот Давид: «Восхождение в сердце своем положи. Душа наша перейдет воду непостоянную». Вот и Исайя: «С веселием изойдите», то есть с радостью научитесь оставить ложные мнения, а перейти к таковым: «Помышлениям его в род и род». Се-то есть пасха или переход в Иерусалим, разумей: в город мира и в крепость его Сион. Соберитесь, друзья мои, взойдем на гору Господню, в дом Бога Иакового, да скажем там: «Сердце мое и плоть моя возрадовалися о Боге живом».

Яков.

А, гора божественная! Когда б мы знали, как на тебя восходить!

Лонгин. Слушай Исайю: «С веселием изойдите».

Афанасий. Но где мне взять веселия? И что есть оное?

Лонгин.

«Страх Господен возвеселит сердце». Вот тебе вождь. Вот ангел великого совета. Разве ты не слыхал, что Бог Моисею говорит?

Афанасий. А что?

Лонгин. «Пошлю страх, ведущий тебя… Се я пошлю ангела моего: внемли себе и послушай его, не удалится бо, ибо имя мое на нем есть».

Ермолай.

Скажи, друг мой, яснее, как должно восходить?

Григорий. Прошу покорно выслушать следующую басню:

Пять путников за предводительством своего ангела-хранителя пришли в царство мира и любви. Царь сей земли Мелхиседек никакого сродства не имеет с посторонними царями. Ничего там тленного нет, но все вечное и любезное, даже до последнего волоса, а законы совсем противны тиранским. Дуга, прекрасная сиянием, была пределом и границею благословенной сей страны, с сею надписью: «Мир первородный»; к сему миру касается все то, что свидетельствует в Св. Писании о Земле обетованной. А около него как было, так и казалось все тьмою. Как только пришельцы приступили к сияющей дуге, вышли к ним навстречу великим множеством бессмертные жители. Скинули с них все ветхое – как платья, так и тело, будто одежду, а одели в новое тело и одежды, вышитые золотыми сими словами: «Внемли себе крепче».

Вдруг согласная зашумела музыка. Один хор пел: «Отворите ворота вечные…» Поднялися ворота; повели гостей к тем обителям, о которых Давид: «Сколь возлюбленны селения твои…» Там особливым согласием пели хоры следующие. «Сколь красны дома твои, Иаков, и кущи твои, Израиль, которые водрузил Господь, а не человек». Сели странники у бессмертной трапезы; предложены ангельские хлебы, представлено вино новое, совершенный и единолетний ягненок, трехлетняя юница и коза и тот телец, которым Авраам потчевал всевожделенного своего троеличного гостя, голуби и горлицы, и манна – и все, касающееся обеда, о котором писано: «Блажен, кто съест обед…»