Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов

Легко может входить и в прочие сих книг обители. Кажется, дверь сия открыта для каждого, но сию мысль опровергает слово Петра: «Таится бо сие от них, как небеса были исперва», сиречь что значит: «Вначале сотворил Бог небо и землю». Каждая почти здесь сентенция не вкусна, поколь не приложит своей к ней силы рука, у Даниила по верху стены, а у евангелиста по земле пишущая. И всякая мысль подло, как змий по земле, ползет. Но есть в ней око голубицы, взирающей выше потопных вод на прекрасную ипостась истины. Словом, вся сия дрянь дышит Богом и вечностью, и дух Божий носится над всею сею лужею и ложью. Я в сей книжечке представляю опыты, каким образом входить можно в точный сих книг разум. Писал я ее, забавляя праздность и прогоняя скуку, а вашему высокородию подношу не столько для любопытства, сколько ради засвидетельствования благодарного моего сердца за многие милости ваши наподобие частых древесных ветвей, прохладною тенью праздность мою успокаивающие, так что и мне можно сказать с Мароновым пастухом: «Deus nobis haec otia faecit»[183].

Высокомилостивый государь,

вашего высокородия всепокорнейший

и многоодолженный слуга,

студент Григорий Сковорода

Главизна сей книги

«Ты кто?» И говорит им Иисус: «Начало» (Евангелие от Иоанна, гл. 8).

«Благая мудрость… Еще больше видящим солнце» (Премудрости Соломона).

«Благая ярость лучше смеха. И в злобе лица ублажится сердце» (Премудрости Соломона).

«Начало Сиону дам…» (Исайя).

«Испытайте писаний… Та суть, свидетельствующая обо мне» (Евангелие от Иоанна).

«Не на лица смотря судите…» (Евангелие от Иоанна, гл. 5).

Слово к Богу.

«A te principium, tibi desinat», то есть: «Ты и от тебя начало исходит; к тебе ж оно и конец свой приводит».

Преддверие, или крыльцо

Пустынник обитал в глубоком уединении. Он каждый день при восхождении солнца всходил в пространный сад. В саду жила прекрасная и чересчур смирная птица. Он любопытно взирал на чудные свойства оной птицы, веселился, ловил и тем нечувствительно проводил время. Птица, нарочно близко садясь, куражила ловлю его и казалась тысячу раз быть в руках, но не мог ее никогда поймать. «Не тужи о сем, друг мой, – сказала птица, – что поймать не можешь. Ты станешь век меня ловить на то, чтоб никогда не уловить, а только забавляться». Когда-то приходит к нему друг его. По приветствии завелась дружеская беседа. «Скажи мне, – спрашивает гость, – чем ты в дремучей твоей пустыне забавляешься? Я бы в ней умер от скуки…» Но пустынник: «Скажи-де ты прежде, что тебя веселит в общежительстве? Я бы в нем умер от грусти…» – «Моих забав три родника, – гость отвечал, – 1) оказываю по силе домашним моим и чужим благодеяния; 2) хорошее благосостояние здоровья; 3) приятность дружеского общежительства…» – «А я, – сказал пустынник, – имею две забавы: птицу и начало. Я птицу всегда ловлю, но никогда не могу ее поймать. Я имею шелковых тысячу и один фигурных узлов. Ищу в них начала и никогда развязать не могу…»

«Мне твои забавы, – говорит гость, – кажутся детскими. Но если они невинны, а тебя веселить сродны, я тебе прощаю». И оставил друга с забавным его началом.

Предел 1-й

Обращение притчи к Богу, или к вечности

Божественные мистагоги, или тайноводители, приписывают начало единственно только Богу. Да оно и есть так точно, если осмотреться… Начало точное есть то, что прежде себя ничего не имело. А как вся тварь родится и исчезает, так, конечно, нечтось прежде ее было и после нее остается. Итак, ничто началом и концом быть не может. Начало

и конец есть то же, что Бог, или вечность. Ничего нет ни прежде нее, ни после. нее. Все в неограниченных своих недрах вмещает. И не ей что-либо, но она всему начало и конец. Начало и конец есть, по мнению их, то же. И точно так есть, если рассудить. Вечность не начинаемое свое и после всего остающееся пространство даже до того простирает, чтоб ей и предварять все-на-все[184]. В ней так, как в кольце: первая и последняя точка есть та же, и, где началось, там же и кончилось.

В самих тварях сие можно приметить: что тогда, когда сгнивает старое на ниве зерно, выходит из него новая зелень и согнитие старого есть рождение нового, дабы, где падение, тут же присутствовало и возобновление, свидетельствующее о премудром ее и всесохраняющем миростроительстве.