Настоящая

Что будет, если я обращусь к прохожему и скажу, что потеряла себя? Меня отведут в полицию. Там помучают несколько часов, пытаясь добиться, чтобы я вспомнила хоть какую-нибудь деталь, а затем вызовут санитаров, которые отвезут меня в психбольницу. Если я оказалась далеко от дома, то никто не опознает меня по опубликованным пару раз в местных газетах фотографиям. Никто не придет на помощь. Я всю жизнь буду видеть только крашенные стены палаты психушки. Состарюсь и умру, так и не выйдя за ее пределы.

Мерзкий внутренний голос, брезгливо наблюдавший со стороны за моими страданиями, равнодушно подметил, что я же помню все вот это: полицию, больницы, газеты… знаю даже, что на самолетах не летала. То есть память покинула меня не полностью.

Почему же самое главное вылетело из головы, как будто кто-то взял ластик и вытер из мира конкретно меня? Все вокруг осталось, а вот конкретно от этого человечка только пустота.

Не знаю сколько прошло времени. Мне казалось, что целая вечность, но солнце только перешло из одного окна в другое. Часов у меня не было. Да у меня вообще ничего не осталось. Светлое, цвета выбеленной слоновой кости платье до колен, да льняные кеды с белой подошвой и шнурками. Ни украшений на шее, ни браслетиков, ни колечек. Ничего, что могло бы стать хоть какой-нибудь приметой или подтолкнуть воспоминания.

Мне хотелось умереть прямо тут от безысходности и горя, но и это тоже было страшно. В голове только крутилась фраза жуткой женщины в самолете, что больше всего она презирает трусость. Да, я трус. Да, мне себя жалко. Жалко до истерики. И я никогда не выползу из этого угла, потому что, чтобы ни было дальше, будет только хуже!

Я сдалась укору моего мудрого и циничного второго голоса, который, в конце концов, заявил, что, сидя в четырех стенах как в гробу, я ничего не узнаю о себе и уж точно ни на шаг не приближусь к тому, чтобы вспомнить дорогу домой. И уж коли я не готова помереть прямо здесь и сейчас, то надо взять себя в руки, оторвать жопу от пола и выползти наружу.

Скрипучая деревянная дверь открылась, я сделала два шага по песку и ахнула.

Море!

Высокие горы окружали просторный залив и его можно было бы принять за озеро, если бы не казавшаяся отсюда совсем небольшой брешь в скалах, через которую проглядывала синяя бесконечная гладь. Наверное, такие бухты назывались фьордом – слово неожиданно всплыло в памяти – только вот от этого названия веяло холодом, снегом и туманами, а здесь плескалось теплое ласковое море. Ветра не было и волны высотой с ладошку тихо ласково шлепали по камешкам на берегу.

Огромная бесконечная стихия дышала со мной в унисон. Каждый маленький набегающий на берег гребешок как вздох. Шуршит у самых ног, гладя и без того обточенные до блеска камешки. Я подбежала к воде и поздоровалась с морем, протянув пальцы набегавшей волне. Почувствовала нежное теплое прикосновение, как завороженная сняла кеды и вошла в воду по щиколотку.

Море шептало: «Успокойся».

Море гладило мои ноги: «Ничего не бойся».

Волны щекотали кожу: «Поиграй с нами».

Никогда не думала, что оно… такое. Бесконечное и вместе с тем родное. Как руки матери, обнимающие младенца.

Я обернулась. На пляже никого не было. Небольшой поселок виднелся чуть выше по склону холма. Странный дом, или, скорее, сарай, в котором я очнулась, стоял на берегу один одинешенек.

Стащила платье, бросила его на большой камень у воды и зашла глубже.

Мне все равно некуда спешить. Что бы там не ждало меня в городе – оно может потерпеть еще часик, а море – нет.

Оказалось, что плаваю я достаточно плохо, но у меня не было страха перед глубиной. Совсем никакого. Ощущение, что я в руках матери никуда не пропало. Мне здесь ничего не грозит. Я плыла навстречу солнцу, не думая ни о чем. Мне здесь было хорошо. Я не знала когда захочу повернуть назад, да и захочу ли. Там, на берегу – проблемы. Здесь – спокойствие и умиротворение. Как будто вернулась в родную стихию. Только откуда такое ощущение, если твердо знаю, что только что в первый раз увидела море, да и восхищение, которое испытала при виде бесконечной синей дали тоже было впервые.

Такой восторг просто не мог возникнуть, если бы выросла где-нибудь здесь, на берегу, а значит я далеко от настоящего дома. Как будто самолет не был сном, и меня реально сбросили с большой высоты в неизвестные края.

Темное большое тело промелькнуло рядом в глубине. Потом еще одно. Остановилась и зависла на одном месте. Что это может быть? Вода здесь прозрачная – видно очень далеко. Темный силуэт промчался метрах в пяти, и из воды неожиданно выпрыгнул дельфин, подняв кучу брызг.

Ощущение гармонии тут же пропало. Мое одиночество грубо нарушили эти фыркающие хулиганы. Я им любопытна, видите ли. Кружат вокруг, присматриваются. Наглое и беспардонное влезание с ногами, то есть ластами, в чужое личное пространство.