Настоящие индейцы

– Ты не могла слышать правды. Ее никто не знает, кроме меня. Я учился на первом курсе, недавно женился, всего четыре месяца как. Я никогда не мог понять принцип, по которому Кэрол выбирала подруг. Анна была совсем не такой девушкой, какие интересны для Кэрол. Я вообще не могу припомнить ее характер. Помню только, что она была беременна. Ходила тяжело, она страдала и от лишнего веса, и от каких-то проблем с беременностью. Кэрол ее опекала. Поэтому мы почти всюду были втроем – Кэрол, Анна и я. На одной из вечеринок Анне стало нехорошо. Она мне сказала, что ребенок толкается. Она сидела очень близко, мне казалось, что я вижу, как ребенок толкается. Анна старалась шутить. А мне внезапно стало душно, в глазах потемнело, схватило сердце. Я вышел на веранду, на воздух. Анна вместе со мной. Я боялся, что упаду в обморок. Это было бы позором. Мне казалось, я могу умереть, но, конечно, я не мог в этом признаться. Приступ прошел через полчаса. Но через два дня повторился. Я научился улавливать его приближение и успевал выйти на воздух. Но потом такое случилось на лекции. И Анна настояла, чтобы вызвали парамедиков, потому что я сдуру сказал – наверное, у меня больное сердце. Меня отвезли в клинику, там выяснилась правда. Это была фобия. К сожалению, об этом узнала Анна. И поделилась секретом с моими однокурсниками. Несколько дней я не выходил из своего коттеджа. Мне было стыдно посмотреть людям в глаза. Я не понимал, как мне жить с фобией. В чем-то я благодарен ей – Кэрол инстинктивно сторонится всего, что связано с ошибками в работе психики. Скоро произошла ссора, я сказал лишнее, она попрекнула меня фобией, которую вынуждена терпеть, словом, мы развелись буквально за день.

– Нет худа без добра.

– Пожалуй. Но я остался лицом к лицу со своей фобией. Я старался найти причины, научиться работать с ней. К счастью, при диагностике врач ошибся, он подумал, что это была клаустрофобия. Конечно, от нее я быстро «вылечился», и на криминалистике блестяще прошел все тесты. Я уже умел маскировать свои проблемы. Я научился сдерживать силу приступов. Сейчас я могу спокойно находиться в одном помещении с беременной, мне не душно. Но – недолго. Не больше двух часов. И при условии, что мне не нужно будет дотрагиваться до женщины. Поэтому нормальный брак для меня невозможен. Моя жена захочет иметь детей. А я не вынесу нескольких месяцев, когда беременность уже станет заметной. Наверняка моя жена решит, что я пренебрегаю ею. Начнутся ссоры, отношения испортятся.

– Но ты ведь можешь все объяснить, как объяснил мне.

– Делла, я не хочу чувствовать себя ущербным. Не хочу, чтобы жена беспокоилась, настаивала бы на визитах к врачу. Это все унизительно.

– Можно жениться на бесплодной.

– Тогда она будет чувствовать себя ущербной. Делла, не говори глупостей. Браки должны заключаться по любви, а не по сочетанию недостатков.

– И надежды на излечение у тебя никакой, так?

Он помолчал.

– Трудно сказать. Несмотря на бодрые заверения врачей, фобии лечатся тяжело, долго, и далеко не всегда бывает результат. Должен сказать, я не очень-то много внимания уделял этому вопросу. Я добился, что смог на достаточном для работы уровне владеть собой, – и на этом остановился. Время от времени я возвращаюсь к своей фобии, предпринимаю какие-то попытки излечиться, убеждаюсь, что результата нет… Последний раз это было перед самым отлетом на Саттанг, когда я виделся с Джеймсом Оршаном.

– Я переслала ему чип Фирса Ситона, да.

– Нет-нет, мы по другому вопросу встречались. Чип он получил, когда я уже неделю, как был в космосе. Он написал мне, пообещал сохранить чип до моего возвращения. А работал я с копией, которую ты прислала… Есть одна вещь, не знаю, тебе сказали или нет. У него другая фамилия, но это такая же история, как у Алистера Торна. Только Джейми взял фамилию жены. Он Маккинби по матери и Ванденберг по отцу.

Я чуть не застонала.