Настоящие индейцы

– Давайте, – хладнокровно ответила я. – Вы ведь не станете возражать, если я проверю этот чип на предмет подделки?

Иноземцеву явно полегчало.

– Нет. Даже буду настаивать.

* * *

С утра я наведалась в медсанчасть. У меня взяли кровь и все, что нужно врачу, запечатали в герметичные пробирки, уложили в контейнер. Я вернулась в коттедж, аккуратно вскрыла контейнер и уложила между пробирками чип Фирса Ситона. Потом сделала пояснительную метку и наклеила ее на одну из пробирок. Метка отзывалась только на пароль, которым служил номер моей истории болезни в клинике доктора Оршана. В метке содержалась привычная информация: где и когда сданы анализы. А кроме того – просьба передать чип Августу Маккинби. Затем я вызвала такси и поехала в город. Иноземцев предлагал служебную машину, но я хотела отдохнуть от его гостеприимства. В городе зашла в местное отделение федеральной почты и преспокойно отправила контейнер на Землю – в клинику, указав, что содержимое предназначено для медицинских исследований. Мне пора было сдавать анализы. Результаты я узнаю уже после возвращения с Саттанга.

На всякий случай я съездила на космодром и убедилась, что федеральный рейс ушел на Землю, увозя мое послание. У меня остался только чек. Из него можно было узнать, что я отправила кое-что в клинику, где лечат женское бесплодие.

Разумеется, я перестраховалась. Ну кому нужно искать чип в пробирках, если официально этого чипа не существует? Однако мне не нравился настрой Иноземцева. Кажется, ему хотелось действия. Когда военному хочется действия, надо готовиться к худшему. Но к тому моменту, когда противник узнает, какую информацию я успела отправить, рейс уже войдет в зону, где перехват невозможен. Отсюда до Земли лететь всего-то одиннадцать суток. И четверо – до территории, где заканчивается власть не только Мимору, но и его потенциальных подельников. Тем не менее, я сделала три копии. Одну записал Йен на свой браслет, другую я загнала в архив андроида Федора. Третью копию я отправила из города, открытым федеральным каналом, все тому же Августу. Доказательством в суде эти копии служить не смогут. Но информация на них в любом случае поможет расследованию.

Возвращаться на базу мне пока не хотелось. Я позавтракала в местном кафе – подивившись низким ценам на натуральные продукты. Похоже, здесь обстоятельства сложились удачно для сельского хозяйства. Потому что в любом случае, на любой дальней колонии дешевле и быстрее всего развернуть цеха для изготовления концентратов и синтетики. Главное ведь, чтобы голода не было.

Поев, я отправилась бродить по городу. И, когда в четвертый раз поймала себя на том, что любуюсь вывеской салона красоты, осознала, чего мне хочется.

Я никогда в жизни не носила короткую стрижку. В раннем детстве мне не разрешала стричься мама – она мечтала, чтобы ее доченька была хорошенькой куколкой, а какая же куколка без длинных локонов? Потом я решила стать офицером, но – в разведке. Я грезила подвигами нелегалов. А у нелегалов, между прочим, есть особые требования. Если в тактической разведке длинные кудри только мешают, то в специальной ты зависишь от моды страны, для которой готовишься. Меня учили на Эльдорадо. А в этой культуре, выросшей из латиноамериканских диктатур и патриархальной морали, коротко стриженная женщина привлекает внимание не хуже рекламного щита десять на десять метров. Потому что в Эльдорадо женщина должна быть женственной. Значит, длинные волосы. Конечно, и там были всякие особы. Но короткая стрижка означала, что женщина занимает не последнее место в «эскадроне смерти». Густым ежиком щеголяли офицерши, немолодые, тяжелые, с холодным жестоким взглядом. Когда жена очередного диктатора вздумала сделать себе модельную стрижку, в обществе ее не поняли. И вынудили носить шляпку или парик.

Можно удивляться, можно ужасаться этим причудам. Да. Когда ты дома и не собираешься там жить. А если ты разведчик-нелегал и твоя задача – раствориться в толпе, – ты должна принять для себя все глупые и дурацкие правила. Поэтому я с шести лет позволяла только подравнивать волосы. В университет я поступала с косой до талии. Потом я все же немного укоротила кудри и отрезала челочку – но такая мода считалась в Эльдорадо самой подходящей для простой девчонки моего возраста.

После армии я не стриглась уже потому, что волосы стали символом моей стойкости. Я работала на Большом Йорке, где на уход за кудрями уходила вся зарплата. Но я отказывалась жить по общим правилам. Мне не нужно было притворяться и прогибаться. Мне нужно было выстоять. И у меня хватило терпения до того дня, как мы встретились с Августом.

Август никогда не выставлял мне требований к внешности. Его все устраивало. Но я чувствовала, что длинные волосы ему нравятся. Он и сам носил довольно длинные – чуть ниже плеч, – потому что с таким каракулем, как у него, легче всего справиться при достаточной длине.