— Да благословит вас Господь! — вскричал я. — Простите меня за все. Я расскажу вам всю правду. Я действительно считал, что вы могли бы помочь мне в безвыходном положении, хотя прекрасно понимал, что не имею на то никаких оснований. И все же — ради памяти о школьных днях, памяти о прошлом — я надеялся, что, может быть, вы предоставите мне еще один шанс. Если бы вы отказались, я собирался разнести себе голову — и разнесу, если вы передумаете.
Я и в самом деле опасался, что он передумает, наблюдая, как меняется его выражение, пока я говорю, — и это несмотря на его дружеский тон и еще более дружеское упоминание моего старого школьного прозвища. Однако его ответ показал, что я ошибаюсь.
— Как мы любим делать поспешные выводы! У меня есть грехи, Кролик, однако нерешительность к их числу не относится. Сядьте-ка, дружище, и успокойте свои нервы сигаретой. Я настаиваю. Виски? Сейчас для вас нет ничего хуже виски; вот, выпейте кофе, я как раз заваривал, когда вы пришли. А теперь послушайте, что я скажу. Вы говорили о «еще одном шансе». Что вы имели в виду? Отыграться в баккара? Поверьте, это не шанс. Вы надеетесь, что вам должно повезти; а если нет? Попадем из огня в полымя, и только. Нет, мой милый, вы и без того крепко увязли. Отдаете вы свою судьбу в мои руки или нет? Прекрасно, в таком случае я не дам вам увязнуть глубже и не стану предъявлять к оплате свой чек. К несчастью, кроме меня, вы выдали чеки другим; а что еще хуже, Кролик, — я точно так же сижу сейчас на мели, как и вы!
Теперь пришел мой черед воззриться на Раффлса.
— Вы? — воскликнул я. — Вы на мели? В это невозможно поверить, глядя на ваши апартаменты.
— Однако же я не отказался поверить вам, — возразил он с улыбкой. — Неужто вы, с вашим-то опытом, можете думать, что раз человек снимает квартиру в этом доме, состоит в одном-двух клубах и балуется крикетом, у него обязательно должны быть деньги в банке? Уверяю, дружок, в настоящее время у меня на счете так же пусто, как и у вас. Помимо собственной изворотливости, у меня нет решительно никаких источников дохода. Сегодня мне было так же необходимо выиграть, как и вам. Мы с вами, Кролик, товарищи по несчастью, поэтому лучше нам действовать сообща.
— Сообща! — я ухватился за это слово. — Для вас, Раффлс, я пойду на все, если только вы и в самом деле меня не оставите. Я исполню все, что вам заблагорассудится. Я пришел к вам готовым на все — и по-прежнему готов на все. И наплевать мне на то, что надо сделать, если только удастся из этого выпутаться без скандала.
Он снова у меня перед глазами сидит, откинувшись на спинку одного из роскошных кресел, которые украшали его комнату. Я снова вижу его ленивую позу и спортивную фигуру; бледное, гладко выбритое лицо с заостренными чертами; вьющиеся черные волосы; жесткий решительный рот. И снова ощущаю на себе его удивительно ясный, нацеленный взгляд, холодный и сияющий подобно звезде, взгляд, проникающий в мою черепную коробку и взвешивающий самые заветные тайны моей души.
— Хотел бы я знать, искренне ли вы говорите, — наконец произнес он. — В теперешнем вашем настроении — безусловно, но кто может поручиться за свои настроения? Впрочем, ваши слова и, главное, тон вселяют надежду. К тому же, помнится, в школе вы были отчаянным чертенком; мне приходит на память, что как-то раз вы тогда меня здорово выручили. Вспоминаете, Кролик? Ладно, погодите чуть-чуть — я, возможно, сумею отплатить вам сторицей. Дайте мне подумать.
Он встал, закурил новую сигарету и снова принялся мерить шагами комнату, расхаживая медленнее, сосредоточенней и куда дольше, чем в прошлый раз. Дважды он останавливался передо мной, словно решаясь заговорить, но потом передумывал и возобновлял молчаливое хождение. Один раз он поднял оконную раму, которую перед тем опустил, и постоял, опершись на подоконник и созерцая туман, заполнивший внутренний дворик Олбани. Тем временем часы на каминной полке отбили час ночи, затем половину второго; мы оба хранили молчание.