Наступит день

- Знаю, братец, знаю! Он был к тому же заклятым врагом нашего господина Хикмата Исфагани. Хорошо знаю!

- Ваш-то господин, по правде говоря, и был причиной гибели отца сертиба. А теперь поговаривают о том, что свою дочь он собирается выдать за его сына, за этого самого сертиба...

- Да нет же, вздор! Он никогда не выдаст Шамсию за такого нечестивца!

- Пусть и не трудится! У нее имеется другой претендент - серхенг.

Они замолчали.

Гусейн Махбуси опорожнил еще бокал и громко вздохнул.

- Не горюй, парень! - стал утешать его Софи Иранперест. - На то и сертиб, чтобы побраниться. Он имеет на то право. Забудь все!.. Пей до тех пор, пока ноги сами не запляшут!

Софи Иранперест выпил бокал, съел ложку плова и снова налил себе коньяку.

- Ты еще молод парень! - сказал он, вставая. - Ты быстро накаляешься и так же быстро остываешь, потому что не бывал в переделках. А мужи, долго жившие и много видевшие, оставили нам поучительные советы.

Из чаши страданий нам испить пока не дано,

Садитесь вместе, друзья, пить радостное мню!

Ведь следом за жизнью - смерть, отбытие в мир иной,

Тогда и глотка воды нам выпить не суждено...

Опорожнив бокал, Софи Иранперест попытался что-то продекламировать, но дверь, прикрытая занавеской, внезапно отворилась.

- Ради аллаха, дайте немного подремать! Прекратите эту болтовню! резко сказал сертиб и, прислонившись к косяку двери, с минуту смотрел на Софи Иранпереста.

Потом он произнес, подчеркивая каждое слово, рубай Омара Хайяма:

Есть в небесах над нами Первин - могучий бык.

Второй таится в недрах неведомых земных.

Раскрои глаза рассудка: меж этими быками

Ты на земле увидишь табун ослов дурных.

Сказал и захлопнул дверь.

Софи Иранперест насупился и, сев за стол, налил и опорожнил еще бокал коньяку.

- Строгий человек этот сертиб! - пробурчал он.

- Чем крепче уксус, тем опаснее для посуды...

Софи Иранперест принадлежал к числу тех людей, которым вино развязывает язык. Не рискуя декламировать стихи, он говорил теперь тихо, не отрывая глаз от двери, за которой скрылся сертиб.

Казалось, слово не имело никакого смысла и никакой цены для этого человека; утверждая какую-нибудь мысль, он в следующей же фразе опровергал ее; то он оправдывал какое-нибудь явление, то через минуту начинал его порицать. Так он понимал свою обязанность журналиста. И все это он делал так естественно и с такой убежденностью, как будто отсутствие логики и путаницу мыслей считал высшим достоинством. Для него, очевидно, не существовало ни ясных принципов, ни твердых понятий. Всякое положение у него немедленно могло перейти в свою противоположность.

Уставший от этой болтовни, Гусейн Махбуси прервал его то ли с целью переменить разговор, то ли чтобы развлечься:

- Неужели господин Хикмат Исфагани высадил вас посреди дороги, а сам укатил?

- Это жестокий человек! - воскликнул Софи Иранперест. - Велел шоферу остановить машину, а мне выходить вон. Я стал было упираться, тогда он взял меня за плечи и вытолкнул на дорогу.

- А за что?

- Сам виноват! Я, собачий сын, тысячу раз давал себе слово ни в чем не перечить господину. Если скажет - молоко черное, повторять за ним - черное, скажет - белое, значит - белое. Но тут черт дернул меня возразить ему.

- Но о чем же был спор?

- Мистер Гарольд спросил, сколько от Джульфы до Тебриза? Господин ответил: около трехсот километров. А я, чтобы язык мой отсох, не выдержал и вздумал поправить господина: не триста, а всего сто двадцать километров. Господин повторил, что он знает точно - триста. Я возразил опять, что сам читал в справочнике - сто двадцать. Тогда он и выставил меня из машины да еще обругал упрямым ослом.

- Так и высадил, не глядя на ночь, посреди дороги?

- Так и высадил! Вы же меня и подобрали там.

- Ну ладно, допустим, господин Хикмат Исфагани - тегеранец и привык так обходиться с людьми. Но что же мистер Гарольд?..

Софи Иранперест замотал головой.

- Тоже сказал! Эти американцы смотрят на нас, как на дикарей. Они просто забавляются нами. Когда господин высаживал меня из машины, мистер Гарольд покатывался со смеху.

- Да, зрелище было занятное!

- И не говори! - сказал Софи Иранперест. - Хорошо бы покурить опиум! как бы про себя, тихо добавил он. - В такую ночь хочется отдаться мечтам.

- Да, только с опиумом можно скоротать такую ночь, - подтвердил Гусейн Махбуси.

- И зачем мы заночевали здесь? - произнес Софи Иранперест. - Разве нельзя было продолжать путь, а те приехали бы завтра?

- Сертиб хочет, чтобы все вернулись в Тегеран одновременно. Чтобы рапорт был подан совместно во избежание разногласий.

- А что, он симпатизирует ГамидуТамиди?

- Еще как! А ведь тот лишь случайно спасся от виселицы. Гамиди придерживается тех же убеждений, что и покойный отец этого сертиба,

- Если дело попало в министерство внутренних дел, то едва ли Гамиди на этот раз спасет свою шкуру. За собой он потянет и сертиба.

- Для этого достаточно одного неосторожного слова сертиба. Этого слова и ждет его соперник серхенг.

- Мне кажется, что достаточно передать серхенгу о том, что он тут сейчас говорил.