Керимхану стало жаль его. Подумав немного, он решил приютить старого друга в своей крохотной комнатке.
- Пойдем ко мне, - предложил он. - Там ты кстати познакомишься и с моей семьей.
- Не побеспокою ли?
Керимхан взял старого знакомца под руку.
- Какое беспокойство? Чем богаты... - ласково проговорил он.
Продолжая разговаривать, они шли рядом.
С Гусейном Махбуси Керимхан Азади познакомился в тюрьме шесть лет тому назад.
На второй день после ареста отворилась дверь камеры, тюремщики швырнули в нее кого-то и снова заперли дверь. Новый арестант стонал, жалуясь на боль во всем теле. Он изрыгал проклятия полиции, изувечившей его, проклинал правительство, законы, не щадил даже самого Реза-шаха.
Не выдержав его стонов, Керимхан подсел к нему и стал успокаивать.
Темная и сырая камера, общие страдания быстро сблизили их. Они подружились, как товарищи по несчастью.
Спустя пятнадцать дней, Гусейна Махбуси увели из камеры Керимхана, а еще через две недели Керимхан узнал, что его сослали с первой партией осужденных на юг.
Второй раз Керимхан встретился с ним через два года на юге. Тогда истекал срок ссылки Гусейна Махбуси, и он готовился к возвращению в Тегеран. Они встретились как старые друзья и провели вместе еще несколько дней.
Отбыв срок ссылки, Махбуси уехал в Тегеран, и связь между ними оборвалась. Но через несколько лет Махбуси снова был сослан с партией новых осужденных на юг. Там состоялась третья его встреча с Керимханом, все еще отбывавшим свой срок.
- Я снова попался, дорогой брат мой! - сказал он тогда с отчаяньем.
Уезжая за истечением срока ссылки, Керимхан оставил Гусейна Махбуси: ему предстояло отбыть там еще целых пять лет.
- Иди, братец! - сквозь слезы сказал он тогда Керимхану. - Но на свободе вспоминай иногда несчастного Махбуси, даже могила которого никому не будет известна...
- Слава богу, что ты все же вышел живым из этого пекла! - радостно проговорил Керимхан. - Но как ты освободился? Тебя амнистировали?
- Таких, как мы, не амнистируют. Я бежал.
- Значит, ты проживаешь в городе нелегально? Надо быть очень осторожным. Попадешься еще раз, не избежишь веревки.
- Эх, мне все надоело... Я больше не выдержу ссылки. Однажды умереть и покончить все расчеты - куда легче. Буду бороться до последнего вздоха, А ты что поделываешь?
Керимхан рассказал ему о своей жизни, о работе, о политическом положении в Тегеране, о невыносимо тяжелой жизни рабочих и крестьян.
Они дошли уже до дома Керимхана, и разговор прервался. Керимхан постучал в дверь. На стук вышла Хавер.
- Где ты был так долго? - дрожащим от радости голосом проговорила она. - Почему так опоздал?
Как дорога, как знакома была Керимхану эта дрожь в голосе Хавер, дрожь, в которой выражались одновременно и радость и тревога.
- Я с товарищем, Хавер, - поспешил ответить Керимхан.
Они молча прошли в убогую маленькую комнату.
- Чай есть? - спросил Керимхан.
- Сейчас принесу, - ответила Хавер и, подняв глаза на гостя, с которым только что познакомилась, тотчас же отвела их в сторону. Глаза гостя пристальные и настороженные - сразу же ей не понравились.
Керимхан стоял у тахты и смотрел на спавшего Азада.
- Он долго ждал тебя, - повернулась к нему Хавер, - но было поздно, и я уложила его спать.
- И хорошо сделала, - ответил Керимхан и, нагнувшись, осторожно поцеловал мальчика.
Любящими глазами смотрела Хавер на мужа и сына. Повернувшись, чтобы идти, она снова столкнулась с острым взглядом гостя. "Спаси господи! Какие у него нехорошие глаза!" - подумала она.
Выйдя во двор, Хавер передала свое впечатление Керимхану.
- Это сумрачное выражение глаз - результат вечных страданий, моя Хавер.
- Нет, в них не скорбь, а что-то другое... Ведь больше тебя никто не страдал, но глаза твои излучают свет и любовь.
- Этот свет моим глазам даешь ты своей любовью, моя родная.
Ни слова больше не говоря, Хавер стала приготовлять чай и ужин.
После ужина, когда гость вышел из комнаты, Хавер сказала Керимхану.
- Я не хотела говорить при госте. Приходил Фридун, Он очень хотел видеть тебя. Завтра будет тебя ждать у себя.
Хавер задумалась и добавила:
- Вот настоящий человек! И глаза, и голос, все, все у него полно доброты и искренности. А этот...
- Ничего, Хавер, - ответил Керимхан. - Приютим его на ночь, а утром уйдет. Я его больше не буду приводить к нам. - И он еще раз поцеловал жену в глаза.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Реза-шах медленно поднимался по белым мраморным ступеням дворцовой лестницы; придворные застыли со сложенными на груди руками, военные вытянулись в струнку. Казалось, все эти люди, бледные от страха, превратились в изваяния.
На лице шаха постоянно лежала тень недовольства. Резкие морщины бороздили его темное лицо. В мрачных глазах светилось властолюбие.
Войдя в свой кабинет, шах опустился в кресло. После минутного молчания он приказал вызвать министра двора.
Не прошло и пяти минут, как в кабинет вошел маленький, тощий и позеленевший от злоупотребления опиумом человечек. Он склонился перед шахом до самого пола. Это и был министр двора Хакимульмульк.
С бьющимся от страха сердцем он ожидал приказаний своего властелина.