Наступление продолжается

«Врешь, не успеешь!» — Алешин резко повернул ствол и нажал на гашетки пулемета. Гитлеровец остановился, словно раздумывая, бежать ему дальше или нет, качнулся и упал.

Поворачивая ствол пулемета опять в сторону вражеской цепи, Алешин глянул туда, где были остальные бойцы его роты. Солдаты лежали, плотно припав к земле, будто впаявшись в нее. И Алешин знал, что его бойцы достойно встретят врага…

Но вот пулемет снова замолчал — на этот раз потому, что кончилась лента.

Срывающимися пальцами Алешин одну за другой хватал валявшиеся вокруг патронные коробки. Но все они оказались пустыми.

В горячке боя Алешин и не заметил, как совсем рассвело. Гитлеровцы перебегали по полю, приближаясь к роте. Алешин ухватился за пулемет и поволок его назад: оружие нельзя оставлять врагу. Но вот младший лейтенант увидел, что ему навстречу, таща за собой связанные попарно коробки с лентами, ползут два солдата. Это были пулеметчики, присланные Гурьевым из соседней роты. Передав им пулемет, Алешин вернулся на свой командный пункт.

Капитан Яковенко находился еще там. Он кричал в телефонную трубку кому-то из командиров рот:

— Ни шагу назад, понял?!

Увидев Алешина, он быстро оторвался от трубки:

— Стрелял?

— Стрелял! — ответил Алешин, полагая, что командир батальона похвалит его за инициативу и смелость.

Но Яковенко сказал раздраженно:

— А кто вместо тебя ротой командовать будет? Я, что ли? Давай наводи порядок! У тебя огневой связи между взводами нет.

Алешин вздохнул. Упрек был справедливым.

Оживший станковый пулемет вновь прижал противника к земле. Наступила небольшая передышка. Но враг мог в любое мгновение подняться снова.

Бобылев находился в это время в боевых порядках второй роты — она была на главном участке боя. Не раз Яковенко и Гурьев говорили ему:

— Поберегись, есть же у тебя актив.

Но Бобылев считал: лучшая агитация — личный пример.

Солдаты привыкли, что в трудном бою замполит рядом. Все его знали, и он знал многих.

Знал он, конечно, и Снегирева, этого степенного и рассудительного солдата. Снегирев служил в полку с осени сорок первого и против немцев воевал третью войну: в пятнадцатом дрался с ними под Перемышлем, бил их и в восемнадцатом здесь, на Украине, где служил в одном из полков Щорса.

Молодой солдат Петя Гастев являлся очередным «подопечным» Григория Михайловича. Многим Петя напоминал ему сына, служившего где-то в танковой части.

Ревниво следя за тем, как держит себя его воспитанник в бою, как постепенно тяжелое, исключительное становится для него обыкновенным, привычным — а в этом, как считал Снегирев, и был весь корень солдатской сноровки, — он всегда думал о том, что и у сына тоже есть, наверное, старший по годам товарищ, наставляющий его фронтовому уму-разуму. Снегирев всегда, особенно в бою, старался держаться поближе к Пете Гастеву. Вот и сейчас они лежали рядом. Обходя подразделения, Бобылев присел около них.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите вас спросить: наступать скоро начнем? — сказал Петя, которому уже надоело лежать на холодной земле.

— Мы и так наступаем, — ответил Бобылев. — Разве гитлеровцы нас атакуют? Это они мечутся, не знают, куда деваться. Вот пусть только наша артиллерия подтянется!

— Как на нашем участке дело, не скажете? — полюбопытствовал Григорий Михайлович. — В газетах все в общем масштабе пишется. А что под боком у нас — мало известно.

— Слышал я в штабе, — ответил Бобылев, — у противника только семь деревень осталось.

— Семь-то семь, а сколько сил надо, чтобы немцев оттуда выбить… — задумчиво проговорил Григорий Михайлович. — Вот эту самую Комаровку взять — и то, поди, одной нашей дивизии не справиться.

— Ну, сил у нас на это хватит: войска двух фронтов действуют.

— Помню, в прошлом году аккурат об эту пору немцев под Сталинградом зажали. Конечно, там их больше было.

— И здесь фашистам разгром устроим. Даже, пожалуй, день в день выйдет, вроде годовщины! — Для Бобылева эта годовщина была знаменательной: он и сам воевал на волжском берегу. — Теперь до самого Берлина врага по-сталинградски будем бить! — уверенно сказал Бобылев.

— Опять фашисты зашевелились! — забеспокоился Петя, наблюдавший за противником.

— Вы шли бы к себе, товарищ старший лейтенант, — предложил замполиту Григорий Михайлович, — а то здесь такое начнется…

— Ничего, ничего… — ответил Бобылев. — Мне отсюда виднее.

Где-то недалеко захлопали редкие винтовочные выстрелы. Рванула воздух короткая пулеметная очередь.

Гастев приложился к автомату и приготовился стрелять, но Снегирев остановил его:

— Обожди! Далеко. Не трать патронов попусту.

Подготавливаясь к стрельбе, Снегирев заметил, что старшего лейтенанта Бобылева уже нет рядом. Но Снегирев знал, что замполит где-нибудь здесь, в цепи, рядом с солдатами, как всегда.

Все заметнее становились в редеющей пасмури утра фигуры немецких солдат, двигавшихся короткими перебежками. По ним открыли редкий, спокойный огонь: подпускали ближе, били на выбор.