Читаем Наступление продолжается полностью

С наблюдательного пункта Бересова переднего края не было видно в снежной ветреной мути. Но и сквозь вой вьюги был слышен беспорядочный треск ружейной и пулеметной стрельбы, гулко и часто били орудия. Противник не прекращал сопротивления.

С дороги из-под разбитых автомашин и повозок все еще палили какие-то осатаневшие от отчаяния гитлеровцы. Им уже некуда было отступать, и поэтому они дрались так исступленно, еще надеясь на что-то, а может быть уже не надеясь ни на что, даже на то, что каждая выпущенная ими пуля на какую-то долю секунды оттянет приведение в исполнение приговора над всей их ордой.

Выполняя приказ Бересова, батальоны поднялись и двинулись вперед. Пехота, развернувшись широкими цепями, шла к оврагу, вдоль которого кипели черные и белые дымы разрывов, мешаясь со снежными вихрями метели. Правее, в степи, там, где наступал соседний полк, сквозь вой метели и треск выстрелов все громче и громче слышалось раскатистое «ура» — сосед тоже поднялся в атаку.


Старший лейтенант Бобылев, к удивлению своему, оказался не только жив, но и невредим, хотя в последнем он еще сомневался: на спину и ноги давила огромная тяжесть. Рухнувший дощатый потолок сарая притиснул его к земле. Бобылев уперся руками в землю и попытался выбраться, но не смог.

Неподалеку, из-под обломков, выкарабкался Уйзенбаев. В его иссиня-черные густые волосы набилась труха, на подбородке виднелась кровь.

Сержант подбежал к Бобылеву:

— Живой, товарищ старший лейтенант?..

— Живой, — отозвался замполит.

Уйзенбаев ухватился руками за доски обвалившегося потолка и помог Бобылеву освободиться. Бобылев поднялся и огляделся кругом. Сарая не было. Кругом лежали бесформенные обломки стены, переломанные балки, битая черепица. Уцелел только угол стены, под которым оказались Бобылев и сержант.

— Где остальные? — спросил старший лейтенант.

— Там… — хмуро кивнул сержант на груды обломков. — Копать надо…

— Может, живой кто? Давай быстрее!

Замполит ухватился за конец балки, торчащей из мусора, намереваясь своротить ее в сторону. Сержант тоже навалился, чтобы помочь, но вдруг торопливо припал к земле и дернул старшего лейтенанта за полу полушубка:

— Немцы!..

Около «фердинанда», в двадцати шагах от сарая, торопливо возились немецкие танкисты в черных комбинезонах, налаживая гусеницу. На разбитый сарай они не обращали никакого внимания.

— Граната есть? — шепотом спросил Бобылев.

— Нет, — виновато ответил сержант, — все израсходовал.

— Вот положеньице. Враг рядом, а бить его нечем…

— На ура возьмем, а? — прошептал сержант, выискивая глазами, что бы такое схватить в руки. Его автомат остался под обломками.

— Зачем на ура? Лежи!..

Бобылев вытащил из кобуры пистолет и, не надеясь на меткость своей стрельбы, прополз вперед. Уйзенбаев полз рядом. Осторожно приподняв голову, Бобылев упер локоть в землю и, щурясь от ветра, бьющего снегом в глаза, тщательно прицелился и выстрелил в одного из танкистов. Танкист упал. Два других, бросив инструмент, побежали. Бобылев без передышки выпустил им вслед всю обойму, но не попал. Перед его глазами мелькнула фигура Уйзенбаева и скрылась где-то впереди, заслоненная летящим снегом.

Бобылев вскочил, побежал следом. Но где ему было в его годы угнаться за молодым! Сержант уже прыгнул на спину одному из немецких танкистов и повалил его. Другой успел скрыться. Бобылев подбежал к сержанту. Уйзенбаев сжимал горло врага обеими руками. Только тогда, когда пальцы гитлеровца, опрокинутого лицом вниз, перестали скрести по снегу, Уйзенбаев разжал руки и встал. В его зло сощуренных раскосых глазах еще металось черное пламя.

— Что ж ты его так? — укоризненно сказал Бобылев, вкладывая пистолет в кобуру. — Надо было в плен взять.

— Он не сдавался! — тяжело дыша, ответил Уйзенбаев, пятерней сбрасывая со лба спутавшиеся тяжелые черные волосы. — Он мне пушку раздавил, а я его брать буду!..

— Ничего, пушку новую дадим, не горюй! Пошли.

Они вернулись к развалинам сарая и поспешно начали разбрасывать обломки. Но откопанные ими оба артиллериста оказались мертвыми…

Замполит вынул их документы: серенькие красноармейские книжки, аккуратно сложенные справки о награждениях, комсомольские билеты.

— Орлы, — помолчав, промолвил он. — Хорошо воевали… И ты, Уйзенбаев! Домой твоим в Казахстан напишу.

— Расчет хорошо воевал. А пушка? Ай какая пушка была!.. — Уйзенбаев горестно вздохнул. Он медленно повернулся к мертвым друзьям. Потом спросил Бобылева: — Разрешите свою батарею искать?

— Иди, — ответил Бобылев, — а командиру батареи я про вас сам расскажу.

Замполит решил снова пойти в роты. Он видел, как в поле, где темнела неподвижная громада первого «фердинанда», видимо уже подбитого другими пушками, двигались согнутые фигуры в серых шинелях. Батальон шел вперед.

Еще падал в наступающей цепи то один, то другой солдат, срезанный вражеской пулей, но уже было ясно, что бой идет к концу и нужен только последний рывок, чтобы завершить его.

Стараясь не отстать от первого батальона, и остальные поднялись и пошли вперед.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее