Наталья Бехтерева. Какой мы ее знали

Однако это удавалось не всем. Кто-то даже не мог проникнуться разъяснениями НП. Для таких людей работа не была безумно интересна, и они отсеивались. Оставались избранные. Именно они и составили школу. Именно они и сформировали Институт мозга человека, теперь имени Н. П. Бехтеревой. Другие уходили по-разному. Одни переходили в другие институты или отделы, и марка сотрудника НП была как знак качества. Других НП «повышала» или давала самостоятельность. Например, человек сотрудничает с НП и довольно быстро начинает считать, что он уже достаточно великий. Внимание журналистов, престижные доклады на конференциях и т. п. Прекрасно, НП организует ему независимую лабораторию или отдел и пускает в свободное плавание. И вдруг о нем вроде забывают. Оказывается, он светил отраженным светом. Иногда они из-за этого становились врагами НП.

Приведу случай, произошедший на одном из семинаров НП в самом начале восьмидесятых. В программе было заявлено обсуждение одного из достаточно сложных вопросов, посвященного, если мне не изменяет память, принципам кодировки мозгом высших видов деятельности. Вопрос, решения которого нет до сих пор. НП открывает семинар. Тут же одна из молодых девушек тянет руку. НП демократично дает ей первое слово. Девушка встает и наизусть зачитывает объяснение из учебника. Собственно, несколько абзацев, в которых (надо же как-то объяснить студентам) что-то на тему семинара. После победно оглядела аудиторию и села, ожидая похвал. Аудитория тягостно вздохнула, и началось реальное обсуждение. При очередном сокращении девушку сократили. К ее же благу.

Действительно, работать на таком высочайшем уровне, который задавала НП, могли немногие. Но те, кто мог, получали наслаждение от работы. Идеи НП, воплощаемые в реальность такой работой, привели к росту веса научной школы. НП последовательно становится членом-корреспондентом АН СССР (в сорок восемь лет, женщина!), академиком АМН и в 1980 году академиком АН СССР. Многие просто не верили, что она – член Академии. Доходило до курьезов. Она собирается войти в зал заседаний общего собрания, а охранники ее не пускают: «Вам не сюда, вам на места для прессы».

Она становится членом различных советов и руководящих органов международных организаций. Вице-президент Международного союза физиологических наук, вице-президент других международных организаций. Редактор организованного ею журнала «Физиология человека». Соредактор международного журнала по психофизиологии. И еще многое другое. Надо отметить, нигде она не отбывает срок. Активно работает на любой позиции. Очень многое делает не только для НИИЭМ. Когда она начинала, были разговоры даже о расформировании НИИЭМ, но под ее руководством НИИЭМ снова зазвучал. Построен новый научный корпус. У Института появилась своя клиника (перестроен старый береговой корпус). Правда, это была скорее не клиника НИИЭМ, а клиника отдела нейрофизиологии, потому что работали там лишь его сотрудники. Только они имели клинические задачи. Большинство других отделов было замкнуто на эксперимент. Многие сотрудники НИИЭМ трудами НП получили жилье. Но, как уже говорилось, все это – после пятнадцати часов. До пятнадцати – наука.

«Поход» за ПЭТ

Этот период – с 1972 года – я знаю уже не только по рассказам НП, но и по своим контактам с сотрудниками отдела. Ведь Гоголицын и Кропотов – мои друзья. С Гоголицыным у нас начались регулярные обсуждения проблем, над которыми он работал, и я все больше и больше втягивался в тему. В конце концов, в начале восьмидесятых явочным порядком я начал участвовать в семинарах НП и даже в некоторых исследованиях. Появились первые публикации по нейрофизилогии.

В Физтехе, куда я попал в 1972 году после окончания физфака, я довольно быстро написал диссертацию, правда, из-за реформы ВАК защитил ее только в 1978 году. И вероятно, этот период в три года, когда я был еще не кандидат и не мог выходить из темы, в общем не очень интересной, привел к тому, что я перестал гореть физикой. Поэтому, когда академик В. М. Тучкевич предложил мне занять пост ученого секретаря Научного совета по физике твердого тела Межведомственного координационного совета в Ленинграде и получить в тридцать лет должность старшего научного сотрудника, я, не раздумывая, согласился. Эта работа дала мне организационный опыт, но довольно быстро я понял, что не выживу. Формально всех нас, ученых секретарей, перевели на работу в Ленинградский институт информатики и автоматизации. И вот 1 мая 1983 года я шел на демонстрации вместе с директором Ленинградского института информатики и автоматизации АН СССР (ЛИИАН) Валентином Михайловичем Пономаревым. Часа полтора я рассказывал ему о своей работе у НП, как это интересно – исследование мозга и т. д. Я вообще тогда мог говорить только об этом. Неожиданно Валентин Михайлович предложил мне организовать маленькую лабораторию по исследованию механизмов деятельности мозга, базирующуюся в отделе НП. С этого момента я окончательно перешел в нейрофизиологию.