Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без

Секунданты были очень рады, немедленно были приняты соответствующие действия…

В ноябре дуэль не состоялась, она произошла в январе. А тогда смогли договориться секунданты. Осторожно, умно ведя переговоры, д’Аршиак доделал то, что не смог Жуковский и остальные.

Хотя сам Василий Андреевич внес еще один вклад в уговоры оскорбленного поэта – он пожаловался на Пушкина царю. Не сказать было невозможно, все же двухнедельное отсутствие наставника цесаревича незамеченным быть не могло, пришлось Жуковскому держать ответ, где это пропадал столько времени и чем занимался, тем более Петербург полнился слухами… Государь лично захотел поговорить с Пушкиным.

В доме княгини Волконской на Мойке в квартире Пушкиных сумрачно уже который день. Хозяин мрачен, сестры притихли, даже дети, словно чувствуя настроение взрослых, не шумели, как обычно.

17 ноября обед проходил молча и напряженно, Пушкин не глядел на свояченицу, словно и не было вчерашней мольбы на коленях, а та в ужасе гадала, помогло ли.

И вдруг слуга объявил о приходе д’Аршиака. Наталья Николаевна и сестры замерли, вытянувшись, Пушкин спокойно встал и вышел. Те полминуты, что Пушкин говорил с секундантом Дантеса в прихожей, показались всем вечностью. Неужели дуэль?! Как еще предотвратить? Теперь уже она готова сама идти к Дантесу и стоять перед ним на коленях, умоляя не стрелять в мужа, но хорошо понимала, что сделает Александр с ней самой даже за одно такое намерение, если узнает о нем.

Пушкин вернулся к обеденному столу с письмом в руке. Спокойно сел, распечатал конверт… Пробежал глазами послание, с насмешкой поднял глаза на свояченицу:

– Поздравляю вас, вы – невеста.

Екатерина нервно вздохнула, моргнула, стараясь сдержать брызнувшие из глаз слезы, и бросилась прочь из столовой. Натали, растерянно оглянувшись на мужа, метнулась следом… Азя не стала выбегать за сестрами, они остались с Пушкиным вдвоем.

– Вы тоже думаете, что на квартире Полетики ничего не было?

Азя даже вздрогнула от такого вопроса, но тут же заверила:

– Нет, нет! Таша приехала такой перепуганной. Когда изменяют мужу, так не волнуются.

Пушкин расхохотался:

– Откуда вам знать, как изменяют мужу?

– Вера Федоровна Вяземская сказала, что Таша примчалась к ней прямо с квартиры в таком состоянии, что за нее было страшно. Она действительно сильно испугалась Дантеса…

Лицо Пушкина вытянулось:

– Вяземская? Наташа поехала от Полетики к Вяземской и все ей рассказала?!

Александра поняла, что сказала лишнее, но деваться некуда:

– Их квартира всех ближе….

– Дал господь дуру в жены!

Пушкин тоже вышел из-за стола, заперся в кабинете. Он скрывал от друзей, он от всех скрывал, молча скрипел зубами, чтобы только не подумали о ней ничего дурного, а она сама заявилась прямо со свидания к Вяземской и все выложила! Хорошо, что та не болтушка, но наверняка же сказала мужу… Святая простота иногда граничит с глупостью, а та дорого обходится в свете.

Дантес после получения известия от Соллогуба действительно спешно отправился к Екатерине Ивановне Загряжской, как к старшей из родственников Гончаровой.

Буквально за четверть часа до этого примчался из Москвы Дмитрий Николаевич и, как был в дорожной одежде, зашел к тетке, не рискуя появляться сразу у Пушкиных. Загряжской удалось перекинуться с ним несколькими словами, коротко объяснив ситуацию: мол, Дантес, который ухаживал за Натали, ныне сватается к Екатерине. Жених завидный: молод, красив, богат, одной ренты годовой на 70 000 рублей, Катрин его обожает, все счастливы, один Пушкин зол, как черт, но он всегда таков.

Дмитрий Николаевич, хоть и чувствовал, что что-то не так, объявил согласие от родителей и себя лично.

– Ну вот и славно, а то вон, гляди, Геккерны и приехали.

– Нет уж, тетушка. Принимайте их сами, я свое слово сказал и родительское передал. В дорожном платье да уставший… Сами уж, сами…

Геккернов Екатерина Ивановна приняла строго, почти сурово. Не то положение, чтобы такому сватовству радоваться. Когда барон заметил это, Загряжская фыркнула:

– Кабы сначала сватали, а после дела амурные делали, я бы радовалась…

Но дело было сделано, сватовство прошло, согласие получено, дуэль отменена, все шито-крыто…

Жуковскому, который сидел в неведении как на иголках, отправлена записка:

«Слава богу, кажется, все кончено. Жених и почтенный его Батюшка были у меня с предложением. К большому счастию, за четверть часа пред ними приехал из Москвы старшой Гончаров, объявил Родительское согласие, и так все концы в воду».

Государь действительно поговорил с Пушкиным. О чем? Бог весть, конечно, о несостоявшейся дуэли, об отношениях с Дантесом, о том, чтобы получше смотрел за женой… Но главное – император взял с Пушкина слово не стреляться никогда, ни при каких обстоятельствах. Почему Пушкин такое слово дал? Наверное, было что-то, чем смог убедить его Николай Павлович. А еще государь обещал не оставить его семью… в случае чего… Об этом Пушкин сказал Жуковскому вскользь.

Странное обещание после требований избегать дуэли. Может, Пушкин спросил, что было бы с семьей, погибни он на дуэли?