Натюрморт с яблоками

— Думаю — вы справитесь с этим, — сказала она деловито. — Надо порубить дрова, крупное полено вчетверо, помельче — надвое. Сложите под навесом. — И удалилась в дом. Вон, значит, какое дело, подумал фотограф, глядя по сторонам, точно растерянный заблудший пес. Нежные, тонкие руки в ажурных серебряных кольцах! — они поднялись по ступенькам крыльца и исчезли за дверью. Они, конечно, созданы для ласки, а отнюдь не для того, чтобы рубить поленья. Только мужчинам под силу такая тяжелая работа. Дмитрий снял плащ, повесил на спинку старого стула неподалеку, закатил рукава рубашки и взялся за топор. Инструмент был хороший, с крепкой сталью и прочным топорищем, предназначенный не для плотницких работ, а именно для колки дров. И работа закипела! Он не гнал лошадей, наращивал темп постепенно, что очень важно, держал среднюю интенсивность и слаженность действий. Выкрикивал, нанося удар, приглушенно лесорубное, древнее — Кха! Через пару часов с горой дров было покончено, Дмитрий сложил поленницу там, где указала хозяйка. И тут она вышла, завела его в дом, на кухню. Покормить. Ли-Маров вымыл руки под краном, сел за стол. Женщина поставила перед ним дымящуюся тарелку супа, хлеб, достала из банки соленые огурцы, помидоры. И вышла. Он огляделся. Обыкновенная кухня, просторная, уютная. Газовая плита, раковина, полки с посудой, старомодные стулья, связки лука на стене, ящики с картошкой в углу, там же банки, из которых только что доставала женщина огурцы и помидоры. Она за все время произнесла только несколько слов, когда положила рядом с тарелкой деньги за проделанную работу. Дмитрий уставился на бумажную купюру с синеватым оттенком в пятьдесят рублей. Несколько ошалело и тупо смотрел. Затем принялся есть. Он съел суп и два ломтя хлеба, больше ни к чему не дотронулся. Выходя из дома, он услышал как за прикрытой дверью, в комнате, женщина разговаривала с каким-то мужчиной — они там что-то житейское бурно обсуждали.

Вот такая историйка произошла. С тех пор он ее больше не встречал. В электричку Ли-Маров уже садился почему-то в самый последний вагон. Выпал снег. Стало слякотно, холодно, неуютно.

* * *

Он получил какие-то денежки за две фотографии, которые решилась опубликовать одна вечерняя газета. А этого было очень мало, чтобы держаться на плаву. Дмитрий и не держался, он медленно шел ко дну, а спасательный круг ему перестал сниться. Что было делать дальше в этом городе? Торговлей он не занимался, челночным бизнесом тоже, не говоря уже о том, чтобы вести банковское дело. Ли-Маров уже подумывал закрыть дачный домик друга на замок, повесить ключ в сарае на гвоздь под старый кургузый ватник, да сесть в поезд, идущий в теплые края. Но тут он угодил в одну переделку, которая заставила его изменить намерения. Недалеко от станции "Проспект Мира", шагая по улице, фотограф увидел человека, очень похожего на него, — двойник стоял на крыльце какого-то магазина с яркими стеклянными витринами и снег, косо валивший с неба, бил того по щеке. Дмитрию захотелось вдруг предложить ему выпить в соседнем кафе по чашке чая, и шагнул, протянув руку, чтобы хлопнуть человека по плечу, со словами: "Послушай, приятель, что ты скажешь, если…" — тут нога Ли-Марова, ступившая на кафель крыльца, резко скользнула точно смазанная салом и он упал, но очутился на земле ничком почему-то вместе с двойником, видно, падая, он машинально ухватил того за руку. "Вот же, — с досадой проговорил Дмитрий, растирая себе ушибленное колено. — Какой я неловкий. Ну, вставай, друг…" Но в этот момент чьи-то сильные руки подняли фотографа с земли, ударили его в скулу, заволокли в помещение магазина, протащили по узкому коридору, и он очутился в светлой комнате директора. Ли-Маров сидел на стуле растерянный, — оказалось, он дал промашку — принял манекен за своего двойника. Дюжие молодые охранники занесли и манекен, одетый в куртку, с поврежденной головой и объясняли что-то женщине, сидящей за столом. Потом все обратили свой взор на фотографа.

— Я виноват, — произнес медленно Дмитрий. — Вышло недоразумение… Вы не поверите, я принял ваш манекен за своего давнего приятеля… Готов возместить порчу имущества, но в данное время у меня нет денег. Я заплачу при первой возможности… А пока в качестве залога могу внести свой фотоаппарат.

— Какой фотоаппарат?! — возмутился один из охранников. — У него ничего нет. Это же бродяга, бомж, Анна Алексеевна. Надо вызвать милицию и пусть там разбираются.

Женщина за столом смерила бродягу и бомжа строгим взглядом своих синих глаз. За ее спиной в окно заглядывала ветка сосны, вся зеленая, с белой шапкой снега.

— Как вас зовут? — спросила Анна Алексеевна.

— Ли-Маров, — ответил Дмитрий. — Дмитрий Ли-Маров. Через черточку.

— Вы кореец? — спросила женщина, записывая на бумаге.

— Да, наполовину. Мама у меня кореянка, а отец русский.

— Где вы живете?

— На даче друга, в сорока минутах езды на электричке от Ярославского вокзала.

— Где работаете?

— Я фотограф, у меня нет постоянного места работы.

— Покажите ваш паспорт.

— Я не ношу с собой паспорта, боюсь потерять.