Натюрморт с живой белкой

Белка поняла, что листает отснятые ею фотографии и отбросила телефон, точно противного таракана. Удалить все к чертям собачьим! Прямо сейчас! Но телефон лежал теперь слишком далеко. Под валиком. Рукой не дотянуться. Надо лечь. А ложиться на этот диван она больше не собиралась. Давно пора купить новый. Кожаный. Надо намекнуть Мартину, что он не подходит к цвету стен. Вернее обоев… Вообще их надо содрать и расписать стену… Плевать каким сюжетом, хоть Адамом и Евой, только бы создать серьезный повод сменить всю мебель.

Белка прикрыла глаза, ища на языке последнюю влагу. Ее не было. Глаз упал на банку с мутной водой, в которой уже который час мокли кисти. За такое ее давно бы прибили преподаватели. За такое она и сейчас готова была надавать себе по рукам, но руки тоже не поднимались. Сработает только одно средство — легкие шаги на лестнице и поворот в замке ключа.

Она ждала возвращения Мартина, как не ждала, наверное, даже Деда Мороза в детстве. И в отличие от сказочного деда, отец подарит ей то, что ей сейчас нужно — заботу. Он позаботится о том, чтобы она бегала, плавала, рисовала, нормально питалась и хорошо спала. Такая ее забота вытащила его из черной дыры, куда запихнуло несчастного предательство Алины. Теперь ей нужна сильная рука, чтобы вылезти из ямы, которую она сама себе вырыла. Ему не надо ничего знать. Он просто будет делать то, что делал всегда. Заботиться о ней.

Две недели. Для реабилитации будет довольно. Потом Тьерри вытрясет из нее последние воспоминания о Денисе своими безумными глазами — они у него не яркие, а темные, океанские. Но шквалы в них бывают ого-го какие!

Белка вздрогнула. Она так и не включила на телефоне звук — сейчас он вибрировал, и Белка дрожала вместе с ним от макушки до кончика блестящего ногтя. Она почти пропустила звонок. Успела схватить телефон в последний момент и осталась лежать на животе с поднятыми к потолку ногами.

Она не посмотрела, кто звонит. Звонил, увы, не Мартин, и Белка чуть не сбросила звонок. Отвечать сейчас на вопросы Тьерри, почему она не поехала с отцом в Париж, не хотелось. Да и вообще слышать его голос не хотелось, потому что удержать свой собственный в нейтральном тембре у нее точно не получится.

— Я сейчас лежу на диване не в силах даже вымыть кисти, — оборвала она брата достаточно грубо. — У тебя будут еще какие-то ко мне вопросы?

Он замолчал лишь на секунду.

— Белка, я не могу перестать думать об этом идиоте. Я двадцать раз перечитал твой последний пост про покупку дома и кольцо. Через отца я узнал, что в нем много биографичного. Отсюда сделал вывод…

От монотонного голоса Тьерри Белка задрожала еще сильнее. Она даже убрала телефон от уха и пару раз ударила корпусом по мягкому валику дивана.

— Тьерри, ты дурак или как?!

Теперь Белка сжимала телефон так, точно пыталась выжать из него все соки. Если она не заткнет сейчас Деграсси-младшего, то соки будут выпиты из нее, а в ней уже ничего не осталось. Кто-то об этом хорошо позаботился.

— Давай спрашивай прямо, одна я сейчас или нет?

Тьерри молчал.

— Я одна, черт тебя дери. Жду я кого-нибудь? Нет. Был ли у меня кто-то в квартире после отъезда отца — да!

Из трубки по-прежнему не доносилось и звука.

— Я работаю, придурок! Я совершенствуюсь в портретах. Я проторчала на солнцепеке несколько часов, но уличный художник — это не мое. Я могу работать только в студии. Кого я могу усадить позировать… Мартина? Ага, он чуть не сожрал меня за то, что я зарисовывала его во время телеконференции…

— Ты чего орешь?

Вопрос был задан каким-то совсем будничным тоном. Белка сжала телефон еще сильнее.

— Потому что… — она повторила это раза три, пока голова не затрещала так, что Белка перестала слышать саму себя. — Потому что ты дурак! — только это она и смогла сказать. — То вопишь, что я не в состоянии шага ступить без отца, то накручиваешь его за то, что он оставил меня в деревне без присмотра. Будь последователен, пожалуйста.

Паузы, даже малозначительной, не последовало.

— Я более чем последователен. Если бы этот парень не был русским, я бы и слова тебе не сказал. Понимаешь?

Белка нервно облизала губы.

— Я тебя не понимаю, — прохрипела она едва различимо.

Голос Тьерри остался тверд.

— Ты прекрасно понимаешь, сестренка, о чем я говорю. Второго такого опыта наша семья не переживет. Никаких русских, слышишь? Это табу!

Рот Белки наполнился слюной. С кислым привкусом злости.

— Никаких русских, так, значит? — слюна вылетала вместе со словами. — Ты, кажется, забыл, что я стопроцентная русская!