Нация фастфуда

Рабочим все сложнее получить хоть какие-то выплаты, а угроза безопасности становится все серьезнее. В первые два года президентства Клинтона казалось, что Управление охраны труда вернулось к жизни. Оно начало работать над первыми эргономическими стандартами для национальных производителей, чтобы уменьшить число травм, связанных с перенапряжением. Но выборы в 1994 г. стали поворотным моментом. Республиканское большинство в Конгрессе, которое пришло к власти в тот год, не только воспрепятствовало введению эргономических стандартов, но и подняло вопрос о будущем Управления. Тесно работая с Торговой палатой США и Национальной ассоциацией производителей, республиканские конгрессмены старались ограничить власть Управления охраны труда. Конгрессмен Касс Бэллинджер, республиканец из Северной Каролины, представил законопроект, который обязывал Управление тратить почти половину бюджета на «консультации» с бизнесом, вместо того чтобы заставлять его соблюдать правила481. Это означало бы сокращение количества инспекторов, которое к концу 1990-х и так достигло абсолютного минимума482. Долгое время Бэллинджер противостоял инспекциям Управления, хотя в 1991 г. рядом с его округом на птицекомбинате при пожаре погибли 25 рабочих. На комбинате никогда не появлялись инспекции483, пожарные выходы были закрыты цепями, и тела рабочих лежали штабелями рядом с закрытыми дверями. Конгрессмен Джоэл Хефли484, республиканец из Колорадо, чей округ включает Колорадо-Спрингс, представил законопроект, по сравнению с которым идея Бэллинджера кажется разумной. «Закон о реформе Управления охраны труда», предложенный Хефли, по сути отменял закон «Об охране труда» от 1970 г. Он был намерен запретить Управлению любые инспекции на рабочих местах и любые штрафы.

Кенни

Во время путешествий по городам Высоких равнин, где находятся предприятия по переработке мяса, я встретил десятки людей, пострадавших на рабочем месте. Каждая история была уникальна, но похожа на все остальные. Их объединяют борьба за получение надлежащей медицинской помощи, страх говорить вслух и безразличие компании. «Ведь мы живые люди, — говорил мне не один работник, — но они обращаются с нами как с животными». Рабочие хотели, чтобы я рассказал их истории. Они желали, чтобы люди узнали о происходящем. Молодая женщина, которая повредила спину и правую руку на комбинате в Грили, сказала мне: «Я хочу забраться на крышу и кричать что есть сил, пока кто-нибудь не услышит». Голоса и лица этих рабочих навсегда останутся в моей памяти, как и вид их рук со светло-коричневой кожей, иссеченной шрамами. Я не могу рассказать все истории, но некоторые обязан упомянуть. Это очень характерные примеры. Но на самом деле они уникальны, индивидуальны, их невозможно классифицировать, они говорят сами за себя.

Рауль родился в мексиканском городе Запотека и работал на стройке в Анахайме, перед тем как переехать в Колорадо. По-английски он не говорит. Услышав рекламу Monfort на испаноязычном радио, он подал заявление на работу на комбинате в Грили. Однажды Рауль потянулся к работающей машине, чтобы убрать кусок мяса, но та не остановилась. Рука Рауля застряла внутри, и другим рабочим понадобилось 20 минут, чтобы ее вытащить. Машину пришлось разобрать. Скорая помощь привезла Рауля в госпиталь, где ему зашили глубокую рану в плече. У него было порвано сухожилие. Наложив швы и выдав рецепт на сильное обезболивающее, его привезли назад на комбинат и поставили на линию производства. Забинтованный, еле стоящий на ногах, страдающий от боли, с рукой на перевязи, Рауль провел остаток дня, стирая здоровой рукой кровь с картонных коробок.

Ренальдо — еще один рабочий Monfort, который не говорил по-английски, пожилой человек с седеющими волосами. Он получил туннельный синдром запястья, пока резал мясо. Травма была так серьезна, что боль от запястья распространялась на всю руку до плеча. Ночью она болела так, что он не мог спать в кровати. Он засыпал, сидя на стуле рядом с кроватью, где лежала его жена. Три года он спал на этом стуле каждую ночь.

Кенни Доббинс был работником Monfort почти 16 лет. Он родился в Кеокуке, у него было сложное детство и жестокий отчим, он сбежал из дома в 13 лет. Он эпизодически учился в разных школах, так и не научился читать, работал в разных странных местах и в конце концов оказался на скотобойне в Гранд-Айленд. Там он начал работать в 1979 г., сразу после того, как компания выкупила завод у Swift. Ему было 23 года. Поначалу он работал в отделе доставки, таскал ящики весом 50 кг. Тогда это оказалось по силам Кенни. Он был крупным мускулистым парнем, под метр девяносто, и ничто в жизни не давалось ему легко.