Нация и сталь

Лишь после смерти старого Круппа Маргарет смогла наконец вздохнуть с облегчением. Эта смерть случилась 14 июля 1887 года. Семидесятипятилетний пушечный король умер от сердечного приступа на руках у своего слуги. Неожиданно начались спазмы, Крупп обмяк, слуга успел подхватить его, а из ослабевших пальцев хозяина выпал карандаш: судя по всему, умирающий собирался в этот момент написать ещё одно указание...

В Париже в это время праздновали день взятия Бастилии. Французы не забыли, кто стал причиной их величайшего позора в 1871 году, поэтому весть о смерти пушечного короля всех несказанно обрадовала. Столичная пресса была безжалостна по отношению к эссенскому магнату. В частности, она заявила, что Крупп выкрал секрет выплавки бессемеровской стали и что в последнее время все пушки пресловутого короля только и делали, что взрывались. Указывалось также и на то, что процветание фирмы было обеспечено лишь тем, что истинными владельцами фабрик в Эссене являлись Бисмарк и прусская королевская семья. "Le Matin" даже договорилось до того, что заявила: "Французская артиллерия во много раз превосходит сейчас немецкую по всем показателям". Но следует отметить, что злорадный тон парижских газет был, скорее, исключением, а не правилом. Большинство заграничных изданий сходилось на том, что имя Альфреда было самым тесным образом связано с именами Бисмарка и кайзера Вильгельма II и что именно Крупп стал архитектором победы 1871 года и одним из отцов-основателей Второго Рейха.

Некрологи, полные уважения и почтения, были обеспечены скончавшемуся магнату. Альфреду в течение всей своей карьеры удалось вооружить, по крайней мере, сорок шесть наций. В замке Хёгель хранился бриллиантовый перстень, принадлежавший некогда Великому князю Михаилу Михайловичу, а также усыпанная драгоценными камнями табакерка австрийского императора Франца Иосифа и насчитывающая две тысячи лет ваза китайского императора Ли Хингчанга. И это были далеко не все подарки, которые щедро подносились королю пушек от благодарных правителей мира. Перед этими дарами могло бы померкнуть и легендарное золото Рейна, золото фантастического народа Нибелунгов: Крупп был словно обречен на удачу, которая лишь испытывала своего любимца в самом начале жизненного пути. Он и был тем самым князем, дарителем колец, которого с нетерпением ждала немецкая душа. Именно кардинальное перевооружение мира, осуществленное во многом благодаря деятельности Альфреда Круппа, и сделала возможной Первую мировую войну, где наиболее ярко воплотилась суицидная наклонность всего немецкого народа, которая нашла свое воплощение в яркой, выразительной формуле, зафиксированной ещё в древнегерманских сказаниях: "Добровольная воля к смерти".

Альфред заранее спланировал собственные похороны. В течение трех дней, в соответствии со строжайшей инструкцией, его тело должно было покоиться в главном холе замка. Ночью, по истечении положенного третьего дня, тело пронесут по всем фабрикам, где покойнику окажут почтение многочисленные рабочие, ряды которых выстроятся вдоль всего траурного пути. В руках скорбящие, по распоряжению Альфреда, будут держать черные знамена и горящие факелы. И смерть пусть станет воплощением величия. Для истинного немца такая смерть и такое почтение к ней - это воплощение высшей цели, высшего предназначения самой жизни. В траурных факелах, горевших в руках бесчисленных крупповских рабочих, угадывался прообраз других шествий... Казалось, что хоронили не христианина, а воина, древнего языческого князя, верившего не в Христа, а в Одина, Тора, в мирового Волка и в то, что когда-нибудь обязательно наступят "сумерки богов".

Перед тем, как тело следовало придать земле, его ещё раз надо было выставить в маленьком доме, где когда-то скончался отец Альфреда, Фридрих. Стараниями пушечного короля убогое жилище удалось восстановить, собрав все старые вещи, принадлежавшие когда-то основателю фирмы, вплоть до знаменитых деревянных башмаков, в которых Фридрих обычно колдовал у таинственного тигля.

Затем установленный на пушечном лафете гроб Альфреда следовало перевезти на фамильное кладбище в Эссене, которое располагалось у Кетвингских ворот рядом с городской стеной, сохранившейся ещё с эпохи средневековья. На самом надгробье предполагалось высечь следующую надпись: "Здесь покоится благородный человек, который был примером патриотизма и который полагал, что ни одна жертва не может быть слишком большой, когда речь идет о пользе Отечества".