Национал-большевизм

Он обличал, он возмущался, он дышал нравственным негодованием — и опять в нем виден был не «диктатор», а измученный, усталый человек, «раб Божий воин Александр», страдающий в жгучей патриотической тревоге и страдание свое выставляющий на «всенародные очи»…

И наружность его становилась все выразительнее, аскетичнее, печать рока горела на ней все ярче и ярче. Он искал выхода и не находил его, лихорадочно метался от Омска к фронту, мечтая на фронте обрести спокойствие и уверенность в успехе, — но, словно иронией злой судьбы, его посещения и смотры, казалось, лишь приносили несчастия…

В последние дни перед падением Омска он выбросил героический лозунг «защиты столицы во что бы то ни стало», сменил главнокомандующего… Увы, — это лишь ухудшило положение…

А потом — какая-то сплошная Голгофа… Этот кошмарный поезд «Буки», затерянный на великом сибирском пути, это утонченное издевательство иностранцев, пожар повсеместных восстаний, одиночество… Приговор истории на берегах Ангары, падение Иркутска, — грустная страница дописана.

«Трагическая личность», «роковой человек» — это определение так часто приходилось слышать от лиц, окружавших и близко знавших его…

И конец его, поистине, овеян каким-то исключительным, мрачным и сложным трагизмом, перед которым бледнеют даже драматические очертания последних минут других героев несчастной русской Вандеи — Каледина, Корнилова…

Послесловие

Статьи настоящего сборника, за исключением сентябрьских и октябрьских, появились в печати в период более или менее обозначившегося торжества советской власти над ее соперниками и глубокого бессилья всех антибольшевистских русских армий и групп.

Выйти же в свет отдельным изданием им суждено уже в момент польского успеха и нового военного натиска на советскую Россию со стороны окрепшей, благодаря союзной помощи, южной армии ген. Врангеля. Естественно поэтому, что некоторые аргументы означенных статей уже утрачивают характер политической злободневности, оставаясь, однако, в своей основной тенденции нисколько не поколебленными.

Парижская колония русских националистов, дающая тон политикам наших патриотических кругов за границей, несмотря на омско-екатеринодарский опыт, не вступила на путь Брусилова, Гредескула и др., а остановилась на лозунге «борьбы с большевизмом, во что бы то ни стало», хотя бы ценой расчленения России и тяжких уступок иностранцам. После долгих усилий ей удалось добиться нового обострения нашей гражданской междоусобицы, уже окончательно догоравшей, и тем самым оказать несомненное влияние на исход русско-польской войны.

По своему крайнему разумению, я считаю эту тактику огромной, если не роковой, ошибкой как в области внутренней, так и в сфере внешней политики патриотических элементов страны. Оно решительно ненужно России, это новое военное движение, — чем бы оно ныне не завершилось.

Если его постигнет участь Колчака и Деникина с их «союзными поддержками» (Архангельск и Одесса) — его великий разрушающий вред обнаружится сам собою и силою вещей. Но если даже, в единении с голодом, иностранщиной и «зеленой» волной, ему и удалось бы, наконец, победить большевизм — есть слишком много оснований утверждать, что цена и жертвы такой победы окажутся столь печальными и губительными для страны, что путь преодоления революционного распада, рекомендуемый настоящим сборником, остается несравненно более плодотворным, экономичным и национально целесообразным.

Автор. Харбин, 26 октября 1920 года.

Под знаком революции[95]

Предисловие ко второму изданию

Habent sua fata libelli[96]. Первое издание настоящей книги вызвало оживленный отклик со стороны идеологов правящей партии. Оно поспело как раз к дискуссии перед 14 съездом и послужило своеобразным орудием в руках спорящих сторон.

Зиновьев не без искусства превратил идеологию национал-большевизма в мортиру, наведенную оппозицией на Цека: его нашумевшая «Философия эпохи» была обстрелом не столько моей книги, сколько партийного большинства. Последнее, естественно, не могло остаться в долгу, и его идейному трубадуру Бухарину пришлось в остром полемическом очерке «Царизм под маской революции» иносказательно оправдываться перед собственной оппозицией в «похвалах», возводимых мною по адресу коммунистической партии, и доказывать правоту цекистской линии.

В ряде подстрочных примечаний настоящего издания специально оговорены некоторые аргументы, выдвинутые критикой. Отрадно сознавать, что основные мотивы книги совпали с актуальными внутрипартийными проблемами: это доказывает их жизненность и, вместе с тем, их «имманентность» современным советским настроениям. Словно и впрямь удел мой — «истину царям с улыбкой говорить»[97].