Национал-большевизм

Московская пресса последних недель дает очевидное свидетельство, что эта истина начинает усваиваться и большевиками. В партии идет глубокое брожение, упорное искание новых путей, нарастают разногласия, особенно резко проявившиеся в вопросах о роли и задачах профессиональных союзов, подвергнутом «свободной дискуссии» центральным партийным комитетом. Если группа Троцкого, увлеченная успехами советского милитаризма, настаивает на «огосударствлении» профсоюзов во имя теснейшего вовлечения их в советскую хозяйственную работу, то большинство партии во главе с Лениным и Зиновьевым решительно возражает против «бюрократического дергания профсоюзов» и высказывается за их относительную «демократизацию».

Этот частный вопрос характеризует собою общее политическое положение. Пришло время, когда правящая партия должна более, чем когда-либо, приспособиться к обстоятельствам места и времени. Доктринерство и утопизм имеют свои пределы, и методами насильственного коммунизма современную Россию экономически не возродить. Экстремистские иллюзии внутри страны изжиты, а мировая революция явно запоздала. Приходится неизменно констатировать, что советское правительство должно пойти на «экономический Брест» — иначе оно погибнет, увлекая за собою в бездну формальные основы государственности — организацию власти и дисциплину, с таким трудом им выкованную.

И вот как раз в этот критический для него момент по стране с усилившимся оживлением прокатывается «зеленый шум», прорывается накипевшая ненависть, проступают зловещие пятна восстаний. Заявляет о себе третий и последний путь исцеления революционной болезни.

Было бы бесполезно отрицать «органичность» начавшегося движения. В отличие от вымученных «переворотов» эмигрантщины, оно возникает стихийно и коренится в массовых настроениях. Чем оно дезорганизованнее, тем органичнее: таков уж «русский бунт»… Да, несомненно, «народ восстал», как он в свое время поднялся с большевиками на Керенского, крича о «хлебе, мире и земле». И это поистине символично, что Зимний Дворец вновь ожидает безжалостных ядер с «Авроры».

Но трагедия в том, что «подлинность» восстания еще далеко не есть ручательство его благотворности. Это слишком сильно действующее средство, чтобы приветствовать его, зажмурив глаза. Это в точном смысле — «последнее средство»: «пропадай душа моя с филистимлянами!..» Монтескье был очень прав, утверждая, что «народ либо слишком, либо недостаточно деятелен; иногда сотней тысяч рук он все опрокидывает, а иногда сотней тысяч ног он движется, как насекомое». Вот почему и нынешний зеленый шум наводит на многие грустные думы. Он поселяет в душу ряд различных, сталкивающихся чувств, из которых первое место занимает патриотическая тревога.

Разумеется, теперь, когда взрыв — правда, еще частичный, — уже произошел, неуместным и даже несколько смешным кажется тот, кто «на бунтующее море льет примирительный елей». Судьбу борьбы решит сама борьба. Но все же хотелось бы еще надеяться, что для осуществления неизбежной ликвидации затянувшегося состояния революции история выберет более экономный, менее разрушительный, не так дорого стоящий путь…

Победа повстанцев — произойди она не по «радио из Риги или Ревеля» — только принесет с собою России керенщину в кубе. Распадение страны при ней достигнет небывалых масштабов. «Новая власть» неизбежно родилась бы под знаком «свободы», недостаток которой столь тяжко ощущается при советах, но избыток которой нам столь мучительно знаком по месяцам революционной «весны». Россия превратилась бы в огромный «дом анархии», как именовался в эти месяцы захваченный анархистами особняк московского купеческого клуба на Малой Дмитровке… И откуда найдутся тогда в разоренной стране центростремительные силы, способные прекратить вакханалию всевозможных самостийничеств и своеволий, грозящую разыграться при первых признаках заката Москвы, и реально «объединить» Гучкова с Махно, а Керенского с Марусей Спиридоновой?.. В лучшем случае, восстановление страны затянется на десятилетия.

Все это так. Но вместе с тем не подлежит сомнению, что если большевизм застынет на своих ортодоксальных позициях, если он не проявит в своей внутренней хозяйственной политике той исключительной гибкости, какую ему пришлось проявить в сфере политики внешней, — стихийный, анархический взрыв будет неизбежен, как бы кто к нему ни относился. С зеленым шумом отчаяния не справиться одним лишь террором, «успокоение» здесь может оказаться успешным только в том случае, если пойдет рука об руку с «реформами», и притом самыми недвусмысленными.

По-видимому, наиболее осторожные и дальновидные большевики все это сами прекрасно понимают, проповедуя умеренность и приспособляемость, готовя «отступление на новые позиции» и решительно ополчаясь на «детскую болезнь левизны в коммунизме»…

Но не поздно ли уже?.. О, если бы на этот вопрос можно было ответить отрицательно!..

III