Национальная идея и адмирал Колчак

В том же июле 1918 г. на торгово-промышленном съезде в Омске В. А. Жардецкий открыто заявил о необходимости «твердой единоличной власти»,[506]

по сути повторив тезис последней (майской) общероссийской партконференции. Спустя месяц, в августе, это мнение было официально утверждено резолюцией I Восточной конференции партии (по существу, но не по названию она была третьей – после двух Сибирских партконференций мая 1917 г. и февраля 1918 г., но в ней участвовали кадеты уже не только Сибири, но и других освобожденных от большевиков восточных регионов страны). Против голосовало умеренно левое меньшинство делегатов, в т. ч. иркутские кадеты. Колеблющуюся позицию заняли алтайцы. Но большинство делегатов (в особенности красноярцы) поддержали линию омичей во главе с Жардецким. Конференция окончательно сформулировала отношение партии к распущенному большевиками Учредительному собранию, признав его «утратившим право устраивать дальнейшие судьбы России».[507]

Идя дальше, В. А. Жардецкий высказался за твердость в политике репрессий: «Любовь к Родине требует лишенного всякой чувствительности отношения к ее мятежному населению».[508]

По мере оживления переговоров с самарским Комучем о создании объединенного правительства развернулась полемика об условиях объединения. Эсеровские лидеры Комуча пытались провести идею возрождения Учредительного собрания, распущенного большевиками. Против этого резко выступили сибирская буржуазия и кадеты. Обоснование этому дал их лидер В. Н. Пепеляев в статье под красноречивым заголовком «Привидение», опубликованной «Сибирской речью». Учредительное собрание прежнего состава, по его словам, было «скомпрометировано несколько раз»: участием в его выборах солдат, не имеющих такого права ни в одной демократии мира, большевистским засильем и произволом, в обстановке которых проходили выборы, и тем символическим фактом, что при открытии собрания, по инициативе его председателя В. М. Чернова, оно «в момент величайшего национального

бедствия напевало Интернационал». Наконец, своей беспомощностью против насилия разогнавших его большевиков Учредительное собрание, по мнению Пепеляева, доказало свое бессилие и убожество: «И рассеялись, как дым, эти жалкие, несчастные фигуры, которые не догадались, как начать и как кончить единственный день своего существования… Учредительное собрание умерло без славы», – заключал Пепеляев, а партия эсеров, язвительно названная им «социалистическими Маниловыми», «хватается за этот призрак и хочет посадить его за один стол с живыми людьми». Наконец, сам факт созыва в сентябре 1918 г. Уфимского совещания представителей разных правительств и политических групп Пепеляев считал лишним доказательством того, что бывшее Учредительное собрание исчезло из реального расклада политических сил.[509]