К этому следует добавить и изменения, произошедшие с молодежью. В народе становится все больше людей, не знающих войны. Они не имеют представления о том, что пришлось пережить старшему поколению, и смотрят на войну как на возможность новых приключений и даже получения отличий.
Не могу забыть небольшое происшествие, произошедшее как-то утром в библиотеке, где я с одним коллегой занимался каталогами. У нас непроизвольно завязался разговор об издательстве довольно большого числа книг на военную тематику, в основном антивоенных. Мы оба были участниками войны и придерживались мнения, что она – самое настоящее свинство. Войной мы были, как говорится, сыты по горло. В наш разговор вмешалась молодая девушка – сотрудница библиотеки, которая заявила, что в войне было и нечто возвышенное.
– Что вы имеете в виду? – спросил я ее. Девушка, которой не было и двадцати лет, красивое и нежное создание, поставила нас в тупик, сказав, что, в конце концов, война обнажает лучшие качества человека – готовность к самопожертвованию, чувство товарищества, мужество. Что можно было возразить ей? Мой коллега лишь пожелал, чтобы она сама пережила эту «гнусность». Но это, конечно, не было аргументом для ответа идеалистически настроенной девушке, державшейся высокомерно и пренебрежительно. Я попытался объяснить ей, что еще в древние времена человечество переживало эпидемии чумы и холеры, во время которых людям представлялась возможность проявить свое достоинство и добродетель – готовность прийти на помощь другим, даже жертвуя собой, и другие человеческие качества. И я спросил ее, как она относится к победам людей над тогдашними страшными эпидемиями. Девушка ничего не ответила, но мое объяснение, видимо, ее не разубедило. Правда, она непривела популярный аргумент, что, мол, войны были всегда, поэтому будут и впредь. Глупость этой логики становится очевидной только после того, как миллионы людей заплатят за нее своей жизнью.
Потерянные друзья
И вот ты становишься все более одиноким.
Повсюду твои бывшие друзья клянутся в верности Адольфу Гитлеру. А вокруг тех, кто этого не сделал, образуется как бы безвоздушное пространство.
Лучшие друзья юности становятся верными приверженцами национал-социализма. Этого отрицать нельзя. Два сына лейпцигского историка искусств Вильгельма Пиндера, два отличных парня из прекрасной семьи – один из них долгие годы был моим лучшим другом, – оба превратились в ярых нацистов. Они просто уверовали в национал-социализм и говорить с ними на эту тему бесполезно. Да и каких-либо весомых аргументов у меня нет. Оба надели форму гитлерюгенда и буквально лопаются от гордости и счастья. Сегодня на встрече томанцев[71]
в помещении фонда Шребера я попытался поговорить с Эберхардом Пиндером и должен признаться, что чувствовал свою слабость и беспомощность, стоя лицом к лицу с представителем молодых триумфаторов, затронув тему древней культуры, интеллектуального и художественного наследия и ценностей последних четырех веков, которые могут погибнуть в водовороте нашего времени. Этот молодой человек ответил наивно и без тени смущения:– Ну и что с того, мой дорогой друг! Эта культура не столь уж и важна. Как говорит наш фюрер, тысячелетний рейх находится в стадии становления. И он создаст свою собственную культуру!
Моя мать тоже чувствовала нечто подобное. У нее произошло радикальное столкновение по политическим вопросам с баронессой Рихтхофен, одной из самых близких ее подруг. Их разговор начался с нового флага. Баронесса распорядилась, чтобы для нее был изготовлен флаг со свастикой. Мать же заявила, что вообще не поддерживает эту идею и что, если от нее потребуют повесить на доме такой флаг, она скорее вывесит «занавеску из сортира». И сказано это было на красивом и ясном немецком языке… не принятом, правда, среди дам из высшего общества…
Баронесса накричала на нее, повысив голос, и дружба их на этом оборвалась. Мать глубоко переживает разрыв, хотя старается не подавать виду.