В советской, а затем российской коллективной исторической памяти военный конфликт 1941–1945 гг. традиционно выделяется из общего контекста Второй мировой войны. Из советского периода было унаследовано специальное название, Великая Отечественная война. Соответственно, 22 июня 1941 г., день нападения Германии на Советский Союз, является особой датой, которая и 80 лет спустя отмечает момент вовлечения в войну всего советского народа. В трех постсоветских государствах это официальная памятная дата: в России (День памяти и скорби), Беларуси (День всенародной памяти жертв Великой Отечественной войны) и Украине (День скорби и чествования памяти жертв войны). Если 9 Мая нередко называют последним советским праздником, воспринимающимся позитивно большинством жителей постсоветского пространства, несмотря на оценку действий Красной Армии и ее полководцев в тот или иной период, то 22 июня можно считать таким памятным днем. Вне зависимости от восприятия СССР и событий, предшествовавших началу Второй мировой войны, существует консенсус: нападение Германии оценивается исключительно негативно, в качестве отправной точки, положившей начало гибели миллионов людей и затронувшей в той или иной степени каждого жителя Советского Союза.
В коллективной исторической памяти Германии отношение к войне на востоке Европы априори не могло быть гомогенным и неоднократно переживало трансформации. В ГДР антифашизм являлся фактически государственной идеологией, но его догматичная форма подменяла собой глубокое изучение периода 1939–1945 гг. История войны воспринималась официальной наукой абстрактно и упрощенно. В свою очередь, в первые десятилетия существования западногерманского государства практиковалась политика забвения. В обществе присутствовало понятие «час ноль», означавшее капитуляцию Третьего рейха как точку отсчета, после которой следовала совершенно новая эра в истории немецкого народа, лишь крайне опосредованно связанная с прошлым[254]
. Превалировала «финансовая» ответственность за преступления, совершенные в период Второй мировой войны, выраженная в государственных компенсационных выплатах некоторым выжившим и отдельным государствам (вопрос компенсаций пострадавшим от нацизма, проживавшим в социалистических странах, по понятным причинам не рассматривался). Для нового определения, обозначающего войну против СССР, было выбрано известное слово «Russlandfeldzug» («поход против России»)[255], не содержавшее правовой и моральной оценки этого «похода». Это понятие использовалось не только в быту, но и в воспоминаниях немецких генералов, а также в работах некоторых историков. Переосмысление и жесткий анализ событий 1941–1945 гг. начались лишь в конце 60-х гг. XX в., с началом «студенческой революции» в ФРГ, антивоенного и правозащитного движения. Этот процесс продолжился более интенсивно после воссоединения Германии. Немалую роль в вопросе окончательного демонтажа мифа о «чистом вермахте» сыграла экспозиция «Преступления вермахта», показанная в 1990–2000-х гг. и ставшая одной из самых обсуждаемых в Германии за последние десятилетия выставок[256]. Немецкое общество «открывало» для себя «новые» (для него) группы пострадавших советских граждан: в 1990-е – жертвы Холокоста на территории СССР и убитые в ходе карательных акций против нееврейского советского населения, в 2000-е – гражданские принудительные работники, в 2010-е и по настоящее время – советские военнопленные и умершие во время блокады Ленинграда[257].