Научи меня любить

– Знаешь, Никита, – сказала она тихо. – Говорят ведь, что люди не умирают. Они просто переселяются жить в другой мир, в котором чувствуют себя более уютно. Лично я всегда представляла себе этот мир удивительно прекрасным, воздушным, состоящим из множества пушистых облаков. Мир, в котором нет ни тоски, ни страха, ни разочарований. Мир, где все – невесомо… И они – те, что переселились в этот мир… Они видят нас. Они смотрят на нас откуда-то с высоты и радуются нашим успехам, нашему счастью. И от этого их жизнь становится еще прекрасней. Поэтому мы здесь, в своем мире, должны, просто обязаны давать им повод для радости. Чтобы их заоблачная жизнь была прекрасной и счастливой… Понимаешь меня?

– Понимаю. И хочется в это верить… Если бы ты знала, как хочется. Но я смотрю на небо и вижу только – облака… Сгустки атмосферы, принимающие порой странные и загадочные формы. Только и всего… Вот, как сейчас.

Он откинулся на спину и стал смотреть на небо.

По небу плыли три облака.

Всего лишь три – остальное пространство было сплошь голубым, только небольшой край неба на западе был освещен оранжевым светом. Солнце собиралось уже скрыться за горизонтом и уплыть куда-нибудь на Камчатку, где сейчас, наверное, как раз зарождалось утро завтрашнего дня.

Он заложил руки за голову и продолжал смотреть на облака, пытаясь, как в детстве, придумать, на что они похожи. Она прилегла рядом, и он почувствовал в опасной близости от себя ее волшебные волосы, ощутил запах кожи. Закрыл глаза, зажмурил покрепче и снова открыл…

Нет, ничего не изменилось. Все так же плыли по небу три облака. И она тоже – никуда не исчезла, осталась рядом. Значит, на самом деле…

– Вон то, крайнее, справа, похоже на женщину. Правда? – тихо спросила она.

Он пристально вглядывался в размытый силуэт облака, пытаясь отыскать похожие черты. И в самом деле вскоре сумел различить – тонкую и гибкую талию, две руки, взлетевшие вверх и застывшие, словно в какой-то отчаянной мольбе. Длинные, почти до пояса, густые волосы, и даже губы сумел разглядеть. Вытянутые вперед, мясистые, негритянские какие-то губы. Несмотря на то, что женщина была целиком и полностью – белой…

– И правда, женщина. А вон то, рядом, смотри… Вот это – ручка, видишь?

Он провел пальцем в воздухе, обрисовывая очертания далекого облака.

– Ручка? Какая ручка?

– Ну вот же, смотри…

Он взял ее за руку и снова попытался обрисовать силуэт, поясняя:

– Ручка от кувшина. Вот горлышко, смотри, сужается кверху, и носик. Пузатый такой кувшин, видишь?

– Вижу… Теперь вижу, – засмеялась она, – на самом деле, пузатый глиняный кувшин. А это?

Он отпустил ее руку. Это третье облако было самым загадочным, самым сумбурным и вообще и на что не похожим. Совершенно ни на что… И к тому же оно меняло очертания буквально на глазах. Странное какое-то, капризное и таинственное. Не поддающееся никаким правилам, никаким расшифровкам. Изменчивое, как…

– Музыка, – вдруг догадался он. – Конечно, это же музыка…

– Музыка? – задумчиво переспросила она и, прищурившись, снова принялась пристально разглядывать странное облако. Улыбнулась:

– Возможно… Возможно, ты прав. Только жанр этой музыки определить невозможно. Оно слишком быстро меняет очертания…

– … превращается из джаза – в тяжелый рок, а потом вдруг начинает плакать скрипкой…

– … и тут же, моментально, превращается в блюз, и снова…

Они еще долго, смеясь и перебивая друг друга, сочиняли историю о странных и необычных превращениях облака-музыки. Как-то незаметно для себя перестали смотреть на небо и внезапно в один и тот же момент осознали, что давно уже смотрят – друг другу в глаза… И замолчали оба, смутившись.

– Послушай, Никита, – она первой нарушила молчание. – Это хорошо, что я тебя встретила. Мне это очень нужно было…

– Что? Что тебе было нужно?

– Вот этот разговор. Даже не сам разговор, а просто – лежать на траве, смотреть на небо, разговаривать о пустяках и чувствовать, что ты – живешь… Знаешь, я так давно этого не чувствовала.

– Почему?

– Не знаю, – помолчав некоторое время, тихо ответила она. – Наверное, потому, что я слишком сильно боюсь одиночества. Тем самым себя на него обрекая… Ладно, давай не будем о грустном. Давай пообещаем себе, что мы больше никогда не будем давать им повод для огорчения – твоей маме и твоему Лексину.

– Если бы это было возможно…

– По крайней мере, в тех случаях, когда это зависит от нас самих. Кстати, таких случаев – большинство.

– Может, ты и права…

Он смотрел на нее, понимая: если только она будет рядом.

Если только она будет теперь рядом, то, возможно, и в самом деле порадуется за него Лексин в своем заоблачном мире. В том мире, который показался ему предпочтительнее, даже несмотря на то, что в нем нет самого главного – Катьки.

И мама, наверное, за него порадуется.

Только разве такое возможно?

Разве может обернуться случайная встреча – настоящим счастьем?

Скорее всего, все закончится, так и не начавшись. Так всегда бывает в жизни. По крайней мере, в его, Никитиной, жизни.