Научи меня убивать

Захват он ослабил, но Шелопаев этого точно и не заметил, завращал глазами, дернулся было со стула, плюхнулся обратно, обернулся зачем-то и прошептал:

— Зенкин это, я видел. Он вчера после девушки приехал, уже темно было. Я слышу — звон, грохот, вышел, а он мне — катись, не твоего ума дело. А скажешь — на тебя свалю, скажу, что ты тут бомжей приваживаешь. А потом своей колеса проколю, ты платить будешь, — кололся оказавшийся меж двух огней охранник, бледнел, потел и не забывал нажимать кнопку управления полосатой жердью — машины сновали туда-сюда, совсем без работы дедка не оставляя. Но со стороны все выглядело пристойно — один стоит у окна, второй сидит на рабочем месте, и оба ведут мирную беседу о погоде или о ценах на нефть, поэтому внимания ничьего не привлекали, и машины без задержек проезжали мимо.

— Что за Зенкин? — спросил Олег, и дед сделал такое лицо, как Диман давеча, когда сообщил Олегу новость о странной кончине шестаковского дружка. Поэтому Олег решил обязательную часть вроде «Как? Разве вы не знаете Зенкина?» опустить и поторопил деда:

— Ты, дядя, не темни, я тут почти не местный и раскладов ваших не знаю. Мне что Зенкин, что кто другой — без разницы, ты мне его кратенько так опиши, и разойдемся, а быстро или нет, от тебя зависит.

Соображал, несмотря на возраст, Шелопаев отменно, выгоду свою мигом уловил и заговорил, не забывая исправно нести службу по шлагбауму:

— Игорь Зенкин это, в нашем доме живет, у него папаша депутат местный, и бизнес у него по всему городу. Гробы, венки и все такое, три салона ритуальных услуг держит, и все на сынка записаны, потому как самому нельзя, закон не позволяет.

«Надо же, какие мы нежные, закона боимся». — Олегу фамилия династии гробовщиков ничего не говорила, как, впрочем, и Вити Хохломы, как и многое другое, что происходило в городе за его полтора десятка лет службы вдали от дома. Много тут таких зенкиных развелось, даже с избытком, но это поправимо, осталось выяснить еще кое-что. А Шелопаев вдобавок к острому уму и сообразительности еще и мысли умел читать, повернул тяжелую, с двумя подбородками башку, кивнул куда-то вправо:

— Вон его машина, зеленая, как огурец. Но я тебе…

— Спокойно, папаша. — Олег разжал пальцы, и дед моментально спрятал обе руки под стол и отъехал назад вместе с креслом. Олег захлопнул окно, пропустил покидавший парковку серебристый внедорожник и пошел в указанном направлении, ориентируясь на яркое пятно на общем серо-черном сдержанном фоне. Вблизи оказалось, что Шелопаев страдал либо дальтонизмом, либо не знал, с чем сравнить это чудо, что стояло особняком от всех остальных машин. Не огурец, конечно, этот банальный овощ тут и рядом не валялся, зенкинский «кайман» был цвета спелого киви в разрезе, насыщенного благородного цвета двухдверный «Порш» растекся над дорогой, точно завис над асфальтом, как летающая тарелка. Олег не спеша обошел машину, полюбовался на красоту за три-четыре миллиона рублей, заглянул через окно в салон. Кожаная, надо думать, натуральная, отделка сидений, дерево, хром — все красиво, все как у людей. Частично затонированное лобовое стекло, биксеноновые фары, наружные складные зеркала заднего вида с электроприводом тоже выше всяческих похвал, вызывают тихий восторг и изумление от того, что просто рядом стоишь и этакое чудо потрогать можешь, как тигра или другое опасное грациозное животное из дикой природы. Но потрогать очень осторожно и пять раз прежде подумать, а надо ли оно, или пусть уж две руки останутся, две ноги и одна голова, как природа создала. Но потрогать придется…

Олег засунул руки в карманы джинсов, прошелся туда-обратно, глядя на свое кривое отражение в нежно-зеленых боках спорткара, остановился и от души пнул заднее колесо. На заполошный вой и переливы сигнализации внимания нимало не обратил, пошел обратно и двинул по покрышке еще разок, на этот раз по левой передней. Добавил от души, убедился, что сигнализация в порядке, что затыкаться не собирается, отошел на пару шагов и посмотрел на часы. Итак, подлетное время составляет…