Действительно, Вера ждала его, сидела спиной к стойке и смотрела на плазму, по которой транслировался музыкальный канал. И покачивала головой в такт музыке, темно-каштановый «хвост» подрагивал, подметая кончиками кожаную спинку дивана. Странно она себя ведет, ждет почему-то здесь, а не пришла в галерею, хоть Диман точно знает, что Кременецкий еще полтора часа как свободен, а дальше у него по расписанию серьезный тучный мужчинка с новеньким нарезным «Тигром», недавно приобретенным и требующим пристрелки. И заранее почему-то не позвонила, не предупредила, как тогда, но чего гадать, когда можно сделать десяток шагов и узнать все в точности. Олег глубоко вдохнул, выдохнул, чувствуя, как стукнуло сердце, пересек холл, подошел к дивану и положил девушке руку на плечо.
— Привет. Что так долго, я уж думал…
Он осекся, глядя, как та поворачивается к нему и поднимает голову. Оплывшее лицо, круглые, густо обведенные черным глаза, изумленно-покровительственное выражение в них, и ярко намазанные красным губы, слишком яркие, до тошноты, — перед ним сидела Маринка.
— Привет. — От пронзительного надрывного голоса, как от тика, дернулась верхняя губа. Олег обошел диван, сел в кресло напротив и принялся разглядывать свою бывшую подружку. Красное платье в облипку, на боках и животе выпирают валики жира, ноги обтянуты телесной «сеткой», дальше черные туфли на «шпильках», из выреза декольте торчит черное кружево. С панели мадам явилась или как раз на пути туда, шла мимо и решила на огонек заглянуть, чего за ней отроду не водилось. Оружия Маринка боялась до истерики, до поросячьего визга, в период развития их чувств Олег пытался научить подружку стрелять, но после первой же попытки бросил эту затею. И вот притащилась, сидит нога на ногу и тоже «сканирует» его взглядом, в долгу не остается, с вызовом смотрит и покровительственно, что ли.
— Чего пришла, пострелять хочешь? — с издевкой спросил Олег, Маринка откинулась на спинку дивана и покачала головой.
— Нет, узнать, как твои дела, мы ж друг другу не чужие…
— Были, — уточнил Олег. Маринка поджала губы и вовсе уж вольготно развалилась на диване, еще раз окатила его уже насквозь презрительным взглядом.
— Вот именно, что были, — почти выкрикнула она, но обычных дежурных слез нет и близко, обиды и боли тоже, а только злость, лютая злость, но приправленная чем-то, и чем именно, Олег пока понять не мог.
— Как хорошо, что у нас с тобой ничего не получилось, я очень рада, что ты не испортил мне жизнь, — продолжала та визгливо, на них стали оборачиваться посетители «Бункера» и персонал. Олег поймал на себе несколько удивленных взглядов и решил это дело прекратить.
— Ты пришла сказать мне об этом?
Маринка осеклась, сощурила круглые глазки и скривила тошно-красные губы, впечатление было такое, точно в лобовое стекло на скорости влетел напившийся крови комар и оставил после себя багрово-серое пятно. Маринка улыбнулась с нескрываемым превосходством, отвернулась к плазме и бросила нехотя:
— Не только.
И сосредоточилась на клипе, смотрела пристально и с интересом, гнусаво подпевала в такт и постукивала по колену черными ногтями. Клип закончился, пошла реклама, Маринка смотрела ее так же внимательно, и Олег не выдержал:
— Давай быстрее, мне некогда. Говори, и я пойду, мне работать надо.
Маринка повернулась так резко, что ее подбородки и щеки омерзительно дрогнули, зашевелились, как потревоженное желе, красное пятно в центре презрительно исказилось.
— Тебе правда интересно?
Олег демонстративно посмотрел на часы и поднялся с кресла. Все, концерт окончен, еще немного, и он сорвется… Финал разговора предсказуем — истерика и проклятия, это было уже сто раз, лучше просто уйти и не связываться с дурой, у которой майонез вместо мозгов.
Он отошел уже на пару шагов, повернулся к Маринке спиной, когда с дивана донеслось:
— Кременецкий, твоя новая подружка — проститутка, не веришь, можешь сам убедиться. Я видела ее три раза в «Усадьбе», с Ермохиным, вернее, с его сыном.
И заткнулась, дрянь, заулыбалась, а смотрела торжествующе, точно прихлопнула того самого комара, что полночи не давал ей спать. Олег вернулся в кресло и не сводил с Маринки взгляда, а та продолжала скалиться желтоватыми зубами. Потянулась к сумке, достала сигареты в розовой пачке, откопала в недрах кожаного со стразами мешка зажигалку. О, это что-то новенькое, раньше за ней такого не водилось.
— Здесь не курят, — остановил ее Олег. Злости почему-то не было, только недоумение и удивление: Вера и Ермохин… В «Усадьбе»? Вернее, не сам Ермохин, местный олигарх номер два, а может, один «а», от Шестакова недалеко ушел, но обретался теперь в Москве, вел дела и за границей, а своего отпрыска-наркомана держал в родном городе, оплачивал все его прихоти и выходки. Почему поступал именно так — знал только Ермохин-старший, он появлялся в городе очень редко, раз или два в году, навещал дитятко и решал свои местные дела, в которые, как утверждали местные сплетники, вложил в свое время хорошие деньги.
— Врешь, — негромко сказал Олег.