Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Она села в кресло, вместо того чтобы лечь на кушетку. Она была подавлена и не смотрела на меня. Ее лицо было напряженным, а грим наложен небрежно.

— Вы выглядите выжатой, Дженнифер.

— Да. — Ее было почти не слышно. — Мне так стыдно.

— Кажется, вы осуждаете себя. Пауза.

— Да, вероятно, да. Я осуждаю всех остальных, так почему же не себя?

— М-м-м.

— Мне нужно вам кое-что сказать. Я... я... я провела ночь с Фрэнком.

— М-м-м... ?

— Мы не... мы не занимались любовью. Но мы... мы... спали вместе. То есть мы спали в одной постели... без одежды. Думае­те, я чудовище?

— А что вы сами думаете?

— Я не знаю. — Плача. — Я не знаю. Я никогда раньше ничего такого не делала. Может быть, Луиза была права? Я ревновала? Я хотела... быть с мужчиной? Мне было так хорошо, когда он дер­жал меня. Я не была с мужчиной... с тех пор, как Берт сказал мне... — Она заплакала сильнее. — Я не знаю, почему мы не зани­мались любовью. Я хотела. А Фрэнк не стал. — Она перестала плакать. — Думаете, он не хотел меня, просто пожалел?

— Как вам трудно принять, что, может быть, кто-то просто заботится о вас, даже если и не поступает по-вашему.

— О! — Она отпрянула назад, словно обжегшись.

— Обидно слышать это, да? — Я был мягок, но настойчив.

— О, да. — Она снова начала плакать. — Я не люблю говорить такие вещи. Но это правда, вероятно. Думаю, Фрэнк в самом деле заботится обо мне.

— И теперь вы можете допустить это.

— Да, и я забочусь о нем. Думаю, он хотел бы заняться со мной любовью. Я могла сказать ему, знаете... — Ее потрясла внезапная мысль.

— Да, Дженнифер.

— Он просто не хотел делать этого таким образом. Но, Джим...

— Угу?

— Я хотела. Я хотела, чтобы он любил меня. А я ведь все еще замужняя женщина!

— А это против правил для замужних женщин — желать, чтобы другой мужчина, а не ее муж, любил ее?

— Да, я... Ну, не просто желать этого. Но я бы... А я все еще замужем за Бертом. Хотя он и не живет сейчас дома. Мы все еще женаты.

— Все еще женаты.

— Да, и я хочу быть замужем за ним, за Бертом. Но я хотела, чтобы Фрэнк... О, я так запуталась!

— Вы запутались в своих желаниях?

— Ну, да. То есть нет. Я хочу быть с Бертом, и действительно хотела заниматься любовью с Фрэнком прошлой ночью, и... О, у меня такая каша в голове. Думаете, он возненавидит меня? — Я так и не понял, кого она имеет в виду — Фрэнка или Берта.

Она горько плакала. Постепенно слезы стали высыхать, они принесли облегчение. Хотя конец нашего путешествия был еще далеко впереди, Дженнифер начала принимать неприемлемое — саму себя.

* * *

В детстве Дженнифер воспитывали в духе обесценивания ее внутреннего бытия и добросовестного следования определенным правилам. Для нее было так важно делать все правильно, что вре­менами она почти не могла со мной говорить. Дженнифер пыта­лась удержать в голове все возможные соображения и принять во внимание все возможные следствия того, что могла бы сказать, и поэтому испуганно замолкала, не в состоянии сказать ничего во­обще. Ее жизнь была во многом похожа на ее речь. Каждое дей­ствие, которое она предпринимала, должно было сначала преодо­леть суровую самокритику, и часто, когда это не происходило, оставалось незавершенным. Требование совершенства является прямым источником подавления любых человеческих усилий и средством избегания внутреннего осознания.

Внутри меня, как и Дженнифер, и любого из нас, лежит зна­ние, являющееся истинным корнем моей жизни. Это глубокое чув­ство, которое, как биение сердца, придает ощущение жизни лю­бому моменту осознания. Оно пульсирует, как субъективное чувство бытия. Оно необязательно должно быть непогрешимым в каком-то абсолютном смысле, но это наиболее надежное ощуще­ние моей жизни, которое я могу иметь в настоящий момент.

Дженнифер потеряла опору в жизни, которая могла бы дать ей хоть какую-то внутреннюю ориентацию. Ей были известны толь­ко те эмоции, — главным образом, гнев, — которые могли достичь достаточной интенсивности, чтобы пробиться сквозь ее тусклую внутреннюю чувствительность. И поэтому она часто оказывалась жертвой слепых импульсов, не управляемых с помощью остальных внутренних стремлений — например, сострадания, ценностей, любви к мужу.

Дженнифер не уникальна в своей слепоте к собственной внут­ренней жизни. Под напором механистического взгляда на челове­ка и его работу, у всех у нас появилась тенденция обесценивать, прятать и даже хоронить это жизненно важное чувство, которое может дать нам прочную основу для встречи со своими пережива­ниями. Мы становимся пленниками внешнего, объективного и логически правильного, и таким образом теряем свою индивиду­альность и внутреннюю опору.