И ганноверец вынужден сдаться. Последний из его самолетов, «Ято-4» — уже не фантастика, а мэйнстрим машина типичного для 1912 г. облика. Вот она-то летала куда лучше всех прежних «Ято». Но — совсем неважно по меркам 1912 г., времени триумфа Фармана и Латама, Блерио, Ньюпора…
Что поделать. Карл Ято просто вступил на чужую территорию. Успеха на ней ему было не добиться по определению. И вскоре он оставляет авиацию навсегда.
Времени ему было отпущено еще довольно много: больше, чем Уайтхеду, больше, чем старшему из братьев Райт, больше, чем Левавассеру. До 1933 г. Но на последних фотографиях Ято мы видим человека, сломленного даже не грузом лет, а скорее каким-то горестным удивлением. Ему довелось дожить до эпохи, когда специалисты по «арийским корням» начнут с тошнотворной дотошностью анализировать происхождение кумира его юности — Отто Лилиенталя[3]
. Когда начала замалчиваться роль Октава Шанют, другого кумира его молодости и продолжателя дела Лилиенталя — ибо не к лицу германцам признавать заслуги «лягушатников». Когда великолепный интернационал времен первого освоения неба был уже настолько невозможен, что казалось даже странным, как он вообще мог существовать, причем столь недавноО своем «авиационном приоритете» Ято в те годы предпочитал не вспоминать. И, возможно, последним утешением для него стало, что и современники-соплеменники об этом искренне забыли.
И уж тем более он не мог предвидеть, что через многие десятилетия на одном из зданий Ганновер появится мемориальная доска «Здесь жил Карл Ято (1873–1933 изобретатель первого в мире самолета». Однако почти никто, даже сотрудники Исторического музея не смогут объяснить любопытствующим, что это был за самолет…
• ОБЩЕСТВО
Технология скрытого мира
В верхнем палеолите население Русской равнины съедало в год до 10 тысяч мамонтов.
К концу XX века 1 млрд. человек все чаще страдали от недоедания — в основном из беднейших регионов Южной Азии.
За умопомрачительным темпом развития современного информационного общества как-то выпадает из поля зрения одно принципиально важное обстоятельство: любые высокотехнологичные гаджеты (сотовых телефонов, например, 2006 году было продано 1 млрд. штук!) воспринимаются обществом только в том случае, если попадают в «унавоженную» почву. То бишь, если общество обеспечено хотя бы минимально необходимым набором калорий, накормлено и напоено. Опубликованное недавно исследование лауреата Нобелевской премии по экономике Роберта Фогеля (Robert William Fogel), который сейчас работает в университете Чикаго, «Избавление от Голода и Преждевременной Смерти, 1700–2100» лишний раз напоминает нам об этой банальной истине.
Так, по мнению Фогеля, научно-технический и социальный прогресс был обусловлен в первую очередь тем, что европейцы и североамериканцы начали лучше питаться. На протяжении большей части истории человечество питалось плохо и хронически недоедало. По мере развития технологий количество потребляемых человеком калорий увеличилось на 250 %. В результате масса тела среднестатистического жителя Европы и Северной Америки за 300 лет увеличилась на 50 %, количество детских смертей сократилось в разы, а продолжительность жизни возросла на 100 %.
Действительно, в конце 80-х годов XX века в пересчете на душу населения соотношение расходов на научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки (НИОКР) между промышленно развитыми и развивающимися странами Африки составляло, примерно, 67/1. Этот научно-технологический градиент и стал сегодня определяющим для мирового развития. Если до середины XVIII в. национальный доход на душу населения, производимый почти на всей территории Земли, не очень отличался от местности к местности, то в ходе промышленной революции, начавшейся в Англии, ситуация кардинально меняется.
В 1750 г. территории, которые сегодня традиционно относят к третьему миру, произвели валовой национальный продукт, оцениваемый в 112 млрд. долл., а нынешние развитые страны — всего 35 млрд. долл. (в долларах США 1960 года). Но уже к 1913 г. объем производства ВНП соответственно составил 217 и 430 млрд. долл.
Сытые люди смогли думать и работать намного продуктивней, подчеркивает Роберт Фогель. Оно и понятно, как отмечает известный российский эксперт в области антропологии питания А.И. Козлов, «все большая доля энергии стала использоваться для питания очень крупного, по сравнению с другими животными, мозга: у низших обезьян на поддержание работы мозга приходится 10–13 %, а у человека около 20 % от общего объема энерготрат организма». Путь к этому мозговому раю у представителей вида homo sapiens был весьма тернист.