Наука любви

Девушка-служанка влюбилась в любовника своей госпожи. Начало ее любви положила необходимость прислуживать им обоим. Часто девушка слышала их нежные беседы друг с другом, так как стояла неподалеку на страже и следила, чтобы кто нежданно не появился. Случалось, девушка видела и то, как они обнимаются. И вот Эрот со своим факелом и стрелами проник через уши и глаза к ней в сердце. Служанка сетовала на свою судьбу: у рабов и любовь — рабыня. Ведь она не имела права разделять радостей своей госпожи и могла только, подобно ей, испытывать желание. И как же девушка поступила? Эрот не оставил ее без своей помощи. Однажды, когда госпожа послала ее за своим любовником, служанка прямо без обиняков сказала ему: «Если, милый, хочешь, чтобы я тебе помогала и наперед служила с охотой — но что говорить? Как от человека, опытного в любви, от тебя, конечно, не утаилась моя страсть. Но нравлюсь ли я тебе, раз ты сам так красив? Скажи? Согласен? Согласен, я знаю». А молодой человек (ведь служанка была хороша собой и вдобавок девушка) тут же — сказано-сделано — и с превеликим удовольствием стал исполнять ее просьбу, сжав молодые яблоки ее грудей и вкушая простодушные поцелуи. Ведь поцелуи женщин лишены непосредственности, поцелуи гетер — лицемерны, поцелуи же девушек искренни, как и их нрав. Они несут с собой нежную влажность и теплоту учащенного дыхания, потому что сердце — у самых губ, а душа — у самого своего порога: если приложить руку к груди, слышно ее трепетание. Так они вдвоем проводили время, а коварная госпожа, осторожно и неслышно ступая, подкралась к любовникам и в страшной ревности стала тащить служанку за волосы. Та же стонет и говорит: «Судьба не обрекла заодно с телом и душу мою тебе в рабство. Я почувствовала желание. Это же позволено. Остановись, ради богов. Тебе, кто сама любит, следовало бы жалеть влюбленную. Не оскорбляй, госпожа, нашего общего владыку, Эрота, чтобы невольно не оскорбить собственной любви. Ведь и ты его раба: обе мы несем общее иго». Так сказала служанка. А госпожа шепотом говорит юноше, взяв его за правую руку: «Как настоящий сицилиец, Эмпедокл, ты воруешь зеленый виноград и собираешь урожай в винограднике совсем молоденькой девочки, которая не умеет даже целоваться. Ведь девушка, еще не посвященная в таинство Афродиты, не приносит радости на ложе, потому что не обучена любовным ласкам, а такая женщина, как я, имеет достаточный опыт в делах любви, чтобы доставить себе и возлюбленному тысячу радостей. Женщина целует, девушку целуют. Ты убедился в этом. А если забыл, подойди, любимый, и я сладко дважды и трижды напомню тебе, какие богатства способна дать».

8

Теокл Гипериду

Я был влюблен в красивую девушку Аригноту. Родители, как полагается, отдали Аригноту мне в жены, и брак воистину был сладостным: я получил ту, кого любил. Можно было думать, что эти узы крепки, зная, сколь прочен брак, если в основании его, по счастью, лежит любовь. Но жестокий Эрот склонил меня к перемене, и теперь вместо Аригноты я люблю свою тещу. Что делать? Как, отбросив стыдливость, говорить с ней как с любимой и в то же время соблюдать приличия, поскольку она — теща? Ведь она по доброму расположению называет своего зятя сыном. Как мне заводить любовные беседы с женщиной, которую я часто звал матерью? Поэтому, выйдет у меня что-нибудь или не выйдет, и в том, и в другом случае я несчастный человек! Вы, боги, отвратители зла, избавьте меня от этого нечестья! Пусть я никогда не дотронусь ни до дочери, ни до матери.

9

Дионисидор Ампелиде

Ты, наверное, думаешь, что причинила мне горе, бросив столь пылкого возлюбленного, как я. Меня же это, клянусь твоей красотой, не так тревожит в сравнении с другим, гораздо большим несчастьем — по простоте и неопытности ты преступила страшную клятву. Но я хочу, чтобы ты не была в ответе перед богами, блюдущими нерушимость обетов, если и разлюбила того, кто тебя любит, и не сумела сохранить клятв. Но я боюсь (пусть эти слова будут произнесены, хотя я и молю, чтобы они не сбылись), как бы боги не покарали тебя. Это мне страшнее, чем лишиться твоей любви. В моей беде я тебя не виню и поэтому никогда не перестану, милая, умолять Дику, чтобы она не наказала тебя за твои проступки, но, даже если снова по своей прихоти совершишь что-нибудь недозволенное, опять пощадила и даровала прощение, подобающее твоему юному возрасту. У меня достанет сил сносить свою несчастную любовь, только бы не видеть, что ты терпишь муки. Прощай! Да простят тебе боги твою вину! Какой оскорбленный, скажи ради Зевса, писал более мягко.

10

Филопинак Хроматиону