Наука побеждать

Его восторг прервал новый взрыв. Кажется, неподалёку выстрелили из пушки. Мимо магазина пробежал отряд солдат национальной гвардии. Их мундиры были порваны, на синем и белом сукне — пятна засохшей крови. Большая часть без своих двуугольных шляп с трёхцветными значками.

Девушка-кошка, кажется, та самая, что прыгнула мне на колени вчера, грациозно подошла к окну и принюхалась. Её тонкий носик чуял кровь, что лилась сейчас на парижских улицах.

— Кстати, граф, — сказал я, когда грохот пушечной стрельбы притих, — а как вам удалось пережить семьсот восемьдесят девятый год? В те смутные времена казнили дворян десятками каждый день. А вы, как я слышал, держали магазин с таким провокационным названием вполне открыто.

— Мои звери всегда защищали меня, — ответил граф. — На меня несколько раз пытались напасть, даже магазин дважды поджигали, не хочу об этом вспоминать… — отмахнулся он.

— А отчего вы не перебрались из Парижа? Так любите этот город?

— Хороший город, — согласился Ди, — хотя в восемьдесят девятом, он потерял большую часть своего шарма. Однако в то время покинуть Париж было равносильно приговору для большей части моих зверей. В городе достать для них пропитание куда проще, нежели в охваченной гражданской войной стране, где каждый крестьянин сначала выстрелит из мушкета, а уж после станет разбираться, кто к нему пришёл. К тому же, я не люблю путешествовать, перемена мест — сильно утомляет меня.

— Однако из Пруссии, где вас так привечал король Фридрих, кстати, давний враг моей Отчизны, вы всё же уехали. Хотя он и даровал вам дворянство.

— Берлин опротивел мне, — скривился Ди. — Его вдруг наполнили неприятные люди в сером, вроде тех, от кого вы меня спасли давеча. Они стали развешивать на перекрёстках оскорбительные лозунги, вроде: «Пруссия для пруссаков!» или «Смерть расово неполноценным!». И вы знаете, поручик, у них нашлось немало сторонников. Стали нападать на евреев, особенно богатых, хотя, как я понял, это у вас, в Европе, нечто вроде традиции. — Ди улыбнулся. — Несколько раз и на меня напали, безрезультатно, впрочем. Однако меня это стало утомлять, и я решил покинуть Берлин ради Парижа. Тем более, времена были вполне спокойные, и моим животным в пути голод не грозил.

— Их быть не должно, — заметил вдруг юноша, валявшийся на диване в удивительной позе — кверху ногами, закинутыми на самую спинку, и головой почти у самого пола. — Не должно, — повторил он. — Не место им здесь.

— Кого? — удивился я, позабыв даже уличить графа в несовпадении времени и его возраста.

— Немцев в сером, — пояснил он, теряя всякий интерес к нашей беседе.

— Но вы, граф, — всё же вспомнил я, — не ответили насчёт Фридриха Второго. Вы уж простите, но вы слишком молодо выглядите для человека, который продал молодому прусскому королю некого зверя, за что и получил титул.

— Каюсь, — повесил голову Ди, — солгал вам. Титул графа получил не я, а мой отец, живший тогда в Берлине. Я тогда был ещё совсем мал, но хорошо помню бравого молодого дворянина в гусарском мундире.

— Но утверждают, что это были вы, граф, — настаивал я.

— Поглядите вон туда, — указал рукавом Ди на западную стену дома, где висели портреты. — Как вы думаете, кто изображён на левом верхнем. Групповом, — уточнил он.

Я посмотрел на портрет. На нём были изображены трое в костюмах XVIII века. Молодой человек в мундире прусского кирасира и девушка в платье ампир были мне знакомы, в отличие от стоявшего за ними китайца. Сначала я не узнал его из-за европейского платья и лёгкого плаща-пальто с пелериной, однако это был не кто иной, как граф Ди собственной персоной.

— Это вы, конечно, — сказал я ему напрямик.

— А вот и нет, — рассмеялся он. — Вовсе нет. Это очень хорошо показывает, как вы, европейцы, видите нас, людей с дальнего востока. Мы для вас все на одно лицо. Вот потому меня и перепутали с моим отцом, когда я занял место в магазине после его отъезда на Родину.

Девушка-кошка с интересом следила как под самыми окнами магазина люди в блузах, какие носят рабочие, поспешно складывали баррикаду из мебели, которую вытаскивали из соседних домов. В сторону «Графа Ди» никто даже не смотрел. Вооружены повстанцы были древними мушкетами с кремнёвыми, колесцовыми и даже фитильными замками и самым разнообразным холодным оружием. Эта картина живо напомнила мне о форте паладинов в Испании. Особенно из-за мелькавших среди рабочих блуз серых и чёрных мундиров. Руководители новой французской революции были ясны.

— Вы всё ещё недовернете мне, поручик, — заметил граф. — Меня это даже обижает. Я пустил вас в свой дом, угостил чаем, а вы вываливаете на меня гору каких-то нелепых подозрений, устраиваете допрос, будто я преступник.

— Мало нам агентов Сюрте и «общественных спасителей» было, — протянул со своего места хищный баран по имени Тотэцу. — Теперь ещё этого поручика принесло с его обвинениями. Граф, дайте мне его съесть.

— Подавишься, — в том ему ответил я.

Тотэцу показал мне клыки. Даже в человеческом облике они были весьма впечатляющими, и я невольно потянулся к рукоятке «Гастинн-Ренетта».