Наваждение

– Да мне как-то никто не предлагал, – пожала плечами Аглая и отвернулась с выражением высокомерного презрения неизвестно к кому. Это выражение ее горбоносого лица Софи помнила прекрасно. Еще много лет назад она сформулировала для себя его суть: «Аглая защищается».

– Что?!! – вскричала Софи. – Ты хочешь сказать, что за все эти годы Илья ни разу не сделал тебе предложения?! Но почему?!!

Сказать по чести, Софи с самого начала ожидала резкой отповеди, а скорее – молчаливого и отчужденного ухода Аглаи из комнаты. Аглая Златовратская – не тот человек, который позволяет кому бы то ни было влезть к себе в душу. Даже Софи Домогатской с ее наглостью и недюжинным напором. Но уж слишком она была удивлена открывшимися обстоятельствами! Толстый трактирщик Илья, который зримо боготворит Аглаю Левонтьевну на протяжении многих лет, который следы ее в пыли целовать готов, так и не собрался предложить ей стать его женой?!

Однако, по-видимому, и у Аглаи многое наболело за эти годы. С Софи, которая была ей, в сущности, почти чужой, и сама лезла на рожон, говорить оказалось много проще, чем с родными.

– Я думаю, это происходит в основном потому, что он не решается предложить мне стать хозяйкой трактира, – подумав, с учительской основательностью сформулировала Аглая. – Ему кажется, что это совершенно не подходит к моему светлому образу, который он себе много лет назад придумал. Еще, если подумать, это может быть связано с тем, что Илья – еврей…

– Да причем тут трактир?! Национальность Ильи?! – едва ли не взвизгнула Софи. – Когда речь идет о вас, о вас обоих! Ты! Ты – любишь его?! Хочешь быть с ним?!

– По-моему, это очевидно из моих поступков… – с достоинством сказала Аглая, стараясь не обращать внимания на неприличную экзальтацию Софи, но не в силах не думать о том, что крики Домогатской, возможно, слышны по всей «Калифорнии».

Софи между тем вскочила с места и выбежала из комнаты. Аглая с недоумением и некоторым разочарованием смотрела ей вслед. Впрочем, – тут же сказала она себе. – Софи всегда невозможно было понять. Слишком быстро у нее все меняется в голове. Сначала пригласила к себе для разговора, потом заставила недопустимо откровенничать, после – вообще куда-то сбежала…

Софи же между тем спустилась по лестнице и выскочила в общую залу. Народу в ней было немного: трое приисковых рабочих вечеряли гречневой кашей со шкварками, еще двое устроились в углу со штофом и немудреной закуской. Метеоролог Штольц кушал пироги и что-то обсуждал с тщедушным чиновником, судя по мундиру, из почтового ведомства. Илья Самсонович сидел на возвышении за конторкой и что-то записывал в замасленной, толстой тетради. Софи подбежала к нему и схватила за рукав:

– Илья! Пойдемте со мною! Сейчас!

– Что? Что случилось, Софья Павловна?! – испугался трактирщик.

– Ничего! Но скоро случится, коли вы теперь не пойдете! Мне вас сейчас же говорить надо!

– Но… но я не могу… у меня тут деньги, люди… Я…

– Оставьте! Деньги… водка… каша… Это чепуха все, я вам говорю! Пойдемте!

Илья Самсонович был как бы не в два раза тяжелее Софи по живому весу, но она уверенно тащила его за собой сначала из-за стойки, а потом – вверх по лестнице. Трактирщик смущенно улыбался и оглядывался по сторонам, а сидящие в зале с любопытством наблюдали за происходящим.

– Вот! – Софи за руку втащила Илью в просторную комнату, которую она занимала в «Калифорнии», и захлопнула дверь. – Вот – Аглая! Скажите, Илья, вы ее любите?

– Софья Павловна! Софи, почему вы спрашиваете? Что случилось?

– Вы ее любите?!! – рявкнула Софи.

– Да, – твердо ответил Илья.

– Вы хотите, чтобы она стала вашей женой?

– Софья Павловна, вы не должны мешаться, и ставить Аглаю Левонтьевну в такое положение… – пробормотал, краснея, Илья. – Я, ничтожный, не смею, и вам не следует насильно…

– Молчите! – Софи зажала уши руками и затрясла головой. Илья послушно замолчал и, не решаясь взглянуть на Аглаю, только все более наливался свекольным цветом. Глаза Софи сделались просто угрожающе огромными. «Как у зверька лемура из книжки Брэма», – успела подумать образованная Аглая.

– Аглая, я тебе теперь за него, за этого старого идиота еврейского делаю предложение! Скажи сейчас, ты согласна ли на все, что у него есть?! Его толстое брюхо, и лысина, и трактир, и лавки, и деньги, и еврейство, и «Шир Гаширим», на коленях для тебя читанный, и его собачья любовь к тебе на протяжении двадцати лет?!

И без того низкий и звучный, в этот миг голос Софи звучал так, что, по всей видимости, ее «предложение» слышали без исключения все, находящиеся в тот момент в «Калифорнии» и, может быть, даже кое-кто из проходящих мимо по улице. Но собравшимся в комнате не было до этого никакого дела. На глазах Ильи выступили слезы. Аглая судорожно комкала кисти платка.

– Ты согласна?!! – бешено тараща лемуровские глаза, заорала Софи.

– Да, – сказала Аглая.

Илья зажмурился и стиснул кулаки так, что ногти глубоко вонзились в пухлые ладони и потекла кровь.

– А ты, Илья?

– Я и мечтать не мог…

– Ты согласен?!

– Да! Да! Да!