Наваждение

– Вот! – вскричала Софи. – Вот это то самое! Вы сначала ввязываетесь во что-то, а потом – трусите и убегаете. Волчонок, Лисенок, Зайчонок… Вы их в мир вывели, первым из нормальных взрослых людей увидели в них не зверенышей, а – личности. Они под вашим влиянием прошли инициацию, как у дикарей, знаете? Читали? Ну вот. Они же и были дикарями, по сути. А с вами – превратились в людей, это у вас талант такой, хоть вот и на Карпушу взглянуть… А потом… Да объясните вы мне: какого черта вам понадобилось лезть в петлю едва ли не у них на глазах?! Что бы вам было в лес не уйти? Еще куда-нибудь?

– Я не знаю… Я не помню теперь… – растерянно сказал Измайлов. – Я не думал…

– Вы не помните! Думать надо было! А помните ли, чем у дикарей обряд инициации заканчивается? Тоже подзабыли? Так я вам скажу: чтобы окончательно стать мужчиной, мальчик должен пойти и убить какого-нибудь опасного зверя. А в некоторых племенах, особенно кровожадных – принести старейшинам голову врага! Ни на какие мысли это вас не наводит? «Звериная троица» не может убивать животных – у них с ними залог побратимства, о чем и имена говорят. По примеру матери они с тайгой – едины. И врагов у них никаких особых не было. Зато был – у вас. Тот, из-за которого вы, как они понимали, едва жизни не лишились. То, что вы в петлю от собственной трусости и ощущения тупика полезли, – этого им в их годы не понять было никак. Вот они, ничтоже сумняшеся, и принесли в жертву своему взрослению вашего врага, этого несчастного провокатора Гаврилова, решив тем самым сразу две задачи. А уже потом, взрослея и дальше очеловечиваясь, врастая помаленьку в теперешнюю, конца 19 века культуру, постепенно понимали, что именно они совершили… И как они теперь, внутри, сами себя чувствуют и понимают, мне об этом даже и думать-то страшно… Анна была еще слишком маленькой и, кажется, они вдвоем сумели ее как-то от всего этого ужаса охранить. У Лисенка есть ее музыка… Весь груз, как я понимаю, сейчас несет на себе Юрий, Волчонок… И чем ему можно помочь, даже вообразить не могу…

– Софи! – сдавленным голосом сказал Измайлов. – Вы во всем правы. И все правильно разложили. Я бы сам так четко не смог, наверное. Но… но зачем вы сейчас все это мне говорите? Чего вы от меня хотите теперь? Чтобы я в церкви покаялся? Пошел и утопился? Не подходил больше к Карпуше, из страха, что он тоже что-нибудь такое… Что?

– Зачем говорю… – задумчиво промолвила Софи, снова взяла на колени отложенную было книгу, раскрыла ее и достала толстый конверт, вложенный между страниц. – Вот, я письмо из Петербурга от мужа получила. Не желаете ль прочесть?

– Прочесть письмо вашего мужа? К вам?! – переспросил Измайлов. Повороты Софьиного воображения уже едва ли не привычно изумляли его. – Разумеется, нет! Не хочу!

– Зря, – сказала Софи. – Я вслух не люблю читать. А до вас касается…

– Письмо Петра Николаевича… касается до меня?

– Да прочтите вы и не кривляйтесь, как институтка! – вконец обозлилась Софи и всунула в руки Андрея Андреевича два сложенных, исписанных мелким и красивым подчерком листка.

Потом демонстративно отвернулась и раскрыла книгу. Вспомнила, как она сама читала это письмо и усмехнулась, мимолетно посочувствовав недотепистому (как она его считала) инженеру.

Июля 16 числа, 1899 г. от Р. Х., С-Петербург