Наваждение

Чем ближе подходил Олег к девятиэтажке, где снимали они с Леной и Максимкой комнату, тем больше портилось у него настроение. Удручала неминуемая скорая встреча с Петровной, необходимость разговаривать с ней, выслушивать ее нескончаемые жалобы и попреки. Сейчас это было особенно противно. Как радовался он, перебравшись сюда из убогой двухкомнатной халупы, где обитал с вечно чем-то недовольными Лениными родителями и ее вздорной младшей сестрой! Как счастлив был, когда эта Петровна, лежавшая у него в палате с воспалением желчного пузыря, предложила переехать к ней, оставшейся после смерти мужа в трехкомнатной квартире. Туалет, ванная, горячая вода — только мечтать можно! И плату запросила по нынешним временам смехотворную. Сказала, что ей дороже, чтобы вместе с ней жили сразу два врача. Конечно, приходилось терпеть склочный характер немолодой хозяйки, ее пакостную болтовню, бесконечные придирки к сыну, которого «воспитывала», но овчинка с лихвой стоила выделки. И очень жаль, что Лена этого не понимала. Вернее, отлично понимала, но сверх меры раздражалась и выговаривала ему, Олегу, будто от него что-то зависело.

С Леной он встретился возле подъезда — отводила Максимку в садик. Опаздывала на работу, торопилась, однако не преминула все же в очередной раз позудеть на «вконец обнаглевшую» хозяйку, заявила, что терпение лопается.

— Предлагаешь вернуться к твоим родителям? — угрюмо пробурчал Олег. — Или снять другую квартиру на обе наши зарплаты?

— Но она ведь этим и пользуется! — кипятилась Лена. — Знает, что мы в угол загнаны, обращается, как со слугами! Жирует одна в трех комнатах, а мы с Максимкой угла своего не имеем!

Покровскому хотелось одного — отделаться от всех, накрыться с головой, выспаться. И выдал классическую мужскую фразу — палочку-выручалочку на все случаи жизни:

— Я сегодня устал, потом поговорим. Что-нибудь придумаю.

А поднимаясь по лестнице, пожелал Петровне провалиться куда-нибудь, чтобы хоть сегодня все оставили его в покое. Нажимая на звонок рядом с внушительной бежево-пухлой, в золоченых шляпках дверью, вспомнил колючие Ленины слова: «Жирует одна в трех комнатах, а мы с Максимкой…» И то, о чем он в сердцах подумал вслед за тем, Петровне вряд ли понравилось бы.

Хозяйка почему-то долго не открывала, пришлось позвонить еще раз. Коснулся щекой двери, прислушался. Наконец различил шаркающие медленные шаги, клацнул замок. Петровна стояла перед Олегом, держась одной рукой за косяк, прижимая другую к груди, бледная, несчастная. С трудом шевеля побелевшими губами, поведала Олегу, как вдруг стиснуло что-то у нее внутри, еле до двери добралась. «Так еще никогда не прихватывало». Тот изобразил великую озабоченность, чуть ли не на руках отнес ее в комнату, накапал в скляночку валокордин, присел рядом. Очень спать хотелось, но не мог себе позволить оставить сейчас хозяйку одну. Особо не всполошился — подобное с Петровной случалось частенько, и каждый раз она заявляла, что «так еще никогда не прихватывало». Обходились дежурным валокордином. Минут через пятнадцать она глубоко, с явным облегчением вздохнула, открыла глаза и скорбно улыбнулась:

— Отпустило немного… Хорошо, вы рядом оказались, Олег Петрович, что бы я без вас делала? Испугалась я…

— Нет причин волноваться, — успокоил ее Олег. — Обычный спазм. Вы постарайтесь заснуть, а я тоже пойду отдохну, ночь была тяжелая. Но если что, сразу будите меня, не церемоньтесь.

Еще раз, для проформы, пощупал ее пульс, встал, но Петровна придержала его за руку:

— Погодите, я хочу вам что-то сказать.

Замолчала, близоруко вглядываясь в его лицо, несколько раз шумно втянула и выпустила из себя воздух, а когда снова заговорила, Олег в полном смысле слова обомлел. Непривычно ровным неокрашенным голосом Петровна повторила давно ему знакомую историю о том, что никого у нее на всем белом свете нет, глаза ей некому будет закрыть. Потом — что чует ее сердце, недолго ей осталось жить. Сегодня так прихватило, как никогда еще не прихватывало. И она признательна ему, Олегу Петровичу, за уважение. Квартиру она приватизировала и составила завещание, всё после ее смерти достанется ему. От недавней сонливости у Олега следа не осталось. Растерялся, покраснел, принялся многословно ее благодарить, уверял, чтобы ни о какой смерти и думать не смела — какие там у нее годы, да и сердчишко еще хоть куда. Руку целовал.

— Ладно, устала я, — сказала Петровна, — идите и вы отдыхайте, намаялись на дежурстве. Я, пожалуй, тоже вздремну немного.