— Ничего, кстати, в этом нет зазорного или незаконного, — бубнил Андрей. — Не те времена! Никакой антисоветчины, уж вам-то известно, я не строчу и строчить не собираюсь. Почти сто процентов пишущих, уверен, пошли бы на это, да только мало у кого возможность появляется. — Уже с вызовом поглядел на Глеба: — Не подумайте, что я чего-то боюсь, я за себя отвечаю, просто не хочу другого человека, хорошего человека, под удар ставить.
И только Глеб собрался переключиться на подробности участия легендарного Кеши не только в его, Андреевой, но и в Галкиной судьбе, в дверь постучали, и тут же на пороге появился сияющий Юрка Гоголев. Увидев Андрея, поперхнулся, проглотил готовый вырваться из открывшегося уже рта вопль, подбежал к столу, схватил оставшийся непорочно чистым желтоватый листок, метнулся к подоконнику, нацарапал несколько слов и протянул Глебу. А капитан Крымов, ко многому за годы службы привыкший и достаточно собой владевший, скользнул по листку взглядом и не смог удержаться от мальчишеского:
— Ого!
Юрка зашел за спину Андрея, нарисовал пальцем в воздухе вопросительный знак. И вовремя опустил руку, потому что Андрей, заподозрив неладное, судорожно обернулся на него, потом снова на Крымова. Этого мгновения хватило, чтобы Глеб снова сделался невозмутимым.
— Чего вы занервничали? — скупо усмехнулся он Андрею.
— Думаете, кроме вашей персоны, нечем нам больше заниматься? — Налил из графина воду в стакан, протянул: — Выпейте, успокойтесь. И посидите пока в коридоре, мне о товарищем лейтенантом нужно посоветоваться.
Андрей жадно, большими глотками пил, все еще недоверчиво глядя на совсем теперь разонравившегося ему Крымова. А еще не понравилось, что отпустили его
— Старый как мир, но неувядающий способ заполучить «пальчики», — сказал Глеб, заворачивая опустевший стакан в бумагу. — Отнеси быстренько экспертам, пусть займутся. И сразу же возвращайся, проводишь его, минут через пять отпущу.
— Зачем же, раз уж он здесь, отпускать? — округлил глаза Юрка. — Он ведь почти готов, по всему видно, к чему тормозить?
— Но и разгоняться сходу не следует, надо все сначала обмозговать. Больно уж информация твоя неожиданная, переварить надо. Гурков никуда не денется. — Вдруг с сомнением посмотрел на Юрку: — Слушай, друг любезный, а эта старуха твоя не путает по склерозу?
— Крестом божится! — тоже зачем-то перекрестился Юрка. — Казнит себя, что раньше не вспомнила, из мозгов, говорит, выпало. Старушенция бронебойная, и глаз как алмаз. Да что там рассусоливать, будут у нас завтра «пальчики» — убедишься!
— А если не будут?
— Все равно не отвертится. Устроим ему с соседушкой очную ставку — куда денется?
— Ладно, двигай, — вздохнул Глеб. — И не задерживайся. Клиент наш действительно созрел, нервишки на пределе. Если я хоть что-то еще в психологии понимаю, кинется сейчас одного человечка разыскивать. Кого, как ты думаешь?
— Холеного? — озаренно выпалил Юрка.
— Угадал, — не смог скрыть удивления Глеб. — С шестым чувством у тебя в порядке, молодцом, Гоголев. — И когда за воспарившим Юркой захлопнулась дверь, взял со стола и еще раз всмотрелся в листок с прыгающими, друг дружку теснящими Юркиными буквами: «Митрофановна божится, что видела этот нож у Гуркова. Он ей дверь им открывал!!!»…