Наваждение

Я ей, выписывая домой, предложил оперативное лечение — от камней, увы, иным способом не избавиться, и чем раньше удалить их, тем лучше, во всех отношениях. Она согласилась, попросила, чтобы я сам оперировал ее. Через месяц, поздней осенью, Маргарита легла в мою палату. Мне всегда было с ней легко и беспроблемно, от первого до последнего дня. И операция тоже прошла гладко, без осложнений. Она стеснялась меня, и на операционном столе, обнаженная, предательски розовела.

Маргарита считала меня кудесником, посланным на землю ангелом, спасающим людей. Она вообще благоговела перед врачами, людьми, наделенными божьим даром целения, приравнивала к ним разве что поэтов. После операции быстро шла на поправку и была убеждена, что причиной тому мои «золотые руки».

Она влюбилась в меня. Неюная, тридцатитрехлетняя женщина строгих нравов, благополучная в замужестве, мать большой уже, десятилетней дочери. Не только слова двусмысленного, даже намека ни разу себе не позволила, но я знал, что влюбилась, особой проницательности не требовалось. Угадывал по ее восхищенному взгляду, когда подходил к ней, по стыдливому румянцу, по частившему, прыгающему пульсу.

Уже потом, сделавшись моей любовницей, Маргарита обожала вспоминать, как поразил я ее в самое сердце, как она испугалась нахлынувшего на нее чувства, как ничего не могла с собой поделать — каждую мелочь, каждую подробность. Бессонные больничные ночи, растерянность и счастье. Непостижимое, недозволенное счастье шестнадцатилетней девчонки.

Я тоже размышлял о неожиданной страсти, вспыхнувшей ко мне у Маргариты. И чем ближе узнавал подругу, тем больше убеждался в правильности своих предположений. Без сомнения, Маргарите я понравился, иначе не пренебрегла бы она святым для таких женщин супружеским долгом. Но дело тут не только в моих достоинствах, истинных или мнимых. Я появился, подоспел в тот срок, когда Маргарита должна была в кого-то влюбиться, пришло ее время. Крайне редко такое случается, как у нее, после тридцати, но почти никого не минует.

До встречи со мной Маргарита была искренне убеждена, что вышла замуж по любви. Ее будущий муж, первый по-настоящему ей понравившийся парень, всем взял — пригож, неглуп, без вывертов. Типичный технарь, спокойный, надежный и — женская утеха — «рукастый», что угодно починить может, земля на таких держится. Немного, правда, скучноват, любитель детективов, зато «Жигуленок» у него работает как хронометр, а домик на «шести сотках» построил, всё своими руками, от первого до последнего гвоздя, — залюбуешься. Чего еще желать нормальной умной женщине? Жили душа в душу, подрастала дочь, в отца старательная, рассудительная, — ни облачка над головой. А что подтрунивал супруг над неистребимой Маргаритиной страстью к поэзии, цветочкам-лепесточкам, что просыпалась иногда среди ночи, охваченная смутным томлением, так пусть, как любила говаривать моя мама, больше горя не будет.

И появился я. Не в том дело, хуже или лучше, — другой. Какой нужен был Маргарите. Возможно, не вообще нужен — в то совпавшее время. Конечно, поначалу наверняка идеализировала меня, страдала от необходимости вести двойную, неведомую раньше жизнь, но привязалась накрепко, существовала от встречи до встречи. Не могла уже без меня — без наших разговоров, без наших тайн, без наших поцелуев.

Еще одна любопытная деталь — я никогда не был половым гигантом и несомненно уступал в возможностях ее законному супругу, более молодому, сильному, без моих утомительных комплексов. Мы старались в беседах с Маргаритой не затрагивать такую щекотливую тему, но однажды она проговорилась — не в укор мне, мимоходом. И даже с неодобрением к мужу. Ох уж эти извечные проблемы физиологии, противостояние коры и подкорки…

Она жила с двумя мужчинами, изменить что-либо было нельзя. Вернее, можно было изменить, Маргарита мечтала об этом — конечно же ее смущала и тяготила необходимость каждодневно лгать, выкручиваться, все время что-нибудь придумывать, сбегая из дому. Но это я не хотел жениться, ее не в чем упрекнуть. Мысль, что Маргарита засыпает в объятиях другого мужчины, не доставляла мне радости, порой просто бесила, но приходилось мириться — я сам выбрал такую судьбу. И речь сейчас о другом — Маргарита бегала ко мне не оттого, что не хватало ей мужской ласки, не в поисках приключений. Это, на мой взгляд, самый весомый комплимент мужчине…

Да, поначалу она идеализировала меня, при ближайшем рассмотрении я оказался, опять же, увы, менее совершенным. «Великий хирург» в непорочно белом халате и с печатью мудрости во лбу, вершитель судеб и небожитель, частенько впадал в хандру, придирался к мелочам, мучился головными болями, обожал круто посоленный репчатый лук в подсолнечном масле, носил «дедовские» просторные трусы. Но и эти, и многие другие мои слабости не разочаровывали Маргариту, разве что делали более снисходительной, придавали иногда ее чувству слегка покровительственный, материнский оттенок. Может быть, именно это и есть любовь женщины к мужчине? А если нет — что тогда любовь?