Наваждение

Но с ними ничего подобного не случилось. Проводник повернул за угол и вывел их на знакомую Элистэ улицу Клико, что на краю Набережного рынка. А на этой улице прямо перед ней замаячило известное заведение – булочная-кондитерская мастера Кенубля «Приют лебедушек». Не то чтобы Кенубль пребывал в числе наимоднейших столичных кондитеров, отнюдь, но зато пользовался известностью среди наиболее преуспевающих горожан и наименее видных невысокопоставленных Возвышенных. Он никогда бы не смог стать одним из поставщиков Бевиэра, и все же Элистэ в свое время невольно обращала внимание на восхитительные запахи, струившиеся из «Приюта лебедушек», и на воздушные торты-безе в витрине кондитерской. Проезжая мимо, она иной раз поглядывала на эту витрину, но ей и в голову не приходило остановиться и заглянуть в магазинчик. Обо всем этом она вспомнила теперь с большим сожалением.

«Приют лебедушек» занимал первый этаж старого и весьма почтенного дома солидной кладки, высокого и довольно вместительного. На верхних этажах этого достойного строения, судя по всему, проживал сам хозяин с семейством. Окна первого этажа были ярко освещены. Кондитер, вполне естественно, уже начал рабочий день и приступил к выпечке пончиков с фруктовой начинкой и булочек с кремом, слоеных пирожных и эклеров, миндальных лепешек и фирменных, в форме лебедя, плюшек из воздушного теста. В желтоватом свете витрины проступали согбенные фигуры голодных нищих, столпившихся у дверей. На двери же красовался огромный, вызывающе алый ромб; тем же знаком были украшены тент, фронтон и висящая над дверью резная вывеска – силуэт лебедя. Зловещий символ поверг Элистэ в ужас, как и вид нищих, несомненно, бывших сплошь республиканцами.

– Стойте, – приказала она и уже собиралась схватить проводника за руку, покрытую язвами, но тот и сам оглянулся, не замедляя шага, так что ей не пришлось до него дотрагиваться. – Это же красный ромб экспров!

– Ну и что?

– В этот дом нельзя заходить.

– Не заходите, – невозмутимо отозвался он.

На сей раз Элистэ сама удивилась, что не влепила ему пощечину. Рука уже начала подниматься, но все-таки она снова сдержалась и вопрошающе оглянулась на бабушку.

– Не переживай, – посоветовала та спокойным тоном. – Жребий брошен, нам остается идти до конца.

– Но эта мразь ведет нас прямо в…

– Тише. Без паники. Самообладание, внучка, прежде всего. Не забывай о том, что ты из Возвышенных. Подождем, чем все это кончится.

Спорить с Цераленн было бесполезно. Элистэ могла идти дальше, остановиться посреди улицы или бежать. Она решила идти за бродягой.

Тот, однако, провел их не мимо нищих, осаждавших вход в лавочку, а в узкий переулок, отделяющий «Приют лебедушек» от соседнего дома, к задней двери, украшенной таким же красным ромбом, и по-хозяйски постучал. Ему тут же открыли. В дверях стоял мужчина с круглым лицом и столь же округлым животиком, среднего роста и средних лет. Белый фартук, обтягивающий упитанное брюшко, и руки, до локтей припорошенные мукой, красноречиво свидетельствовали, что перед ними кондитер Кенубль собственной персоной. Его густые седеющие кудри были забраны под белый колпак с пришитым большим красным ромбом.

– Что скажешь, друг мой Лоскут? – обратился Кенубль к их золотушному проводнику.

– Шесть рекко за доставку, – ответил тот.

– Справедливо. Именно так. Великолепно.

Элистэ с тревогой наблюдала, как деньги переходят из рук в руки.

«За что он ему платит? И почему?»

Лоскут пересчитал полученные деньги, кивнул и молча растворился в ночи. Элистэ почти не обратила внимания на его исчезновение. Ее глаза были прикованы к тому, кто их, по всей видимости, купил, – кондитеру; тот же приглашал их войти, раскланиваясь с невероятно топорной галантностью.

– Окажите честь вступить под кров вашего покорного слуги, Возвышенные дамы, – проговорил он.

Было еще не поздно бежать от этого дома, расписанного алыми эмблемами экспроприационистов. На миг Элистэ захлестнуло желание так и сделать.

– Я к вашим услугам, Возвышенные дамы. Соблаговолите войти, – пригласил кондитер, сопроводив свои слова еще одним чудовищным поклоном. – Здесь вам ничто не грозит, здесь вы будете в полнейшей безопасности, я вас заверяю.

В его облике и словах сквозили неподдельная искренность и озабоченность, но Элистэ это отнюдь, не убедило.

«А как объяснить в таком случае эти мерзкие красные знаки? И ромб на колпаке?»