Навечно в грёзах (СИ)

Меня насквозь пронзило отвратительное дежавю: в нём я точно также скован цепями, она встаёт со скамьи и судорожно хватается за решётку. То же тревожное выражение её лица, также, неосознанно ухватилась за живот, также кинула на меня затравленный взгляд, желая скрыть своё плохое самочувствие. Это было в тот самый последний наш вечер вместе, за пару минут до прихода её ушлёпка брата. Я тогда и предположить не мог причину её плохого самочувствия. Невольно вспомнилось и то, что происходило после прихода Бурхата: его насилие и побои по животу, а она упрямо не поднимала щит, чтобы спасти мне жизнь. Амайя, позабыв о собственной гордости, ползала в ногах урода, умоляя пощадить меня…

Задумавшись, не заметил, как в гневе стиснул челюсти до противного скрежета зубов, а Ами подошла так близко, что мы едва не соприкоснулись. Она нежно дотронулась до моей напряжённой скулы, я, всё ещё пребывая под шлейфом воспоминаний, непроизвольно дёрнулся, словно от удара. Всё тело моментально окаменело, каждый мускул стал стальным и словно в судороге болезненно запульсировал. Засаднило пересохшее горло. Я всё ещё не веря в то, что Амайя сама дотронулась до меня, после стольких месяцев разлуки, после всей той боли, что я причинил ей, она сама сделала первый шаг, ошарашенно уставился на неё. Обхватила моё лицо нежными ладонями, и большими пальцами погладила скулы. Более интимного момента между нами ещё никогда не было. Жадно глотнул раскалённый воздух.

Столько всего хочется ей сказать, столько всего важного и одновременно — незначительного. Потому, что сейчас уже ничего не имеет значения. Раз Амайя сама пришла, всё остальное нахуй утрачивает всякий смысл. Интуитивно поняв, что вот-вот ляпну какую-то хрень в своём неповторимом репертуаре, Ами аккуратно приложила указательный палец к моим губам. Не хочет слов? Не хочет анализировать, правдивы ли они на этот раз. Любимая хочет говорить со мной так, как умеем только мы: взглядами и прикосновениями.

Смотрю на неё, а она выглядит как никогда растерянной, одолеваемой тысячей тревожных мыслей и даже немного испуганной. Что творится в этой маленькой головке? Ей сейчас, наверное, невероятно одиноко. И не только ей… Каждая проведённая порознь с ней минута — это маленькая смерть для нас обоих. Когда Амайя рядом, она заполняет собой всё вокруг, каждый уголок моего разума, моей чёрной души.

Опустила затуманенный взгляд на свой округлый живот, а после — осторожно взяла мои руки в свои и аккуратно приложила к нему. Ошалев и поддавшись первой своей бессознательной реакции, мгновенно отнял от неё ладони, но уже секунду спустя вновь приложил их к животу, жадно исследуя его наощупь.

Амайя

Я должна была прийти и попрощаться с ним. Тем более, возможно, это наша последняя встреча. Хм-м-м… возможно? Скорей всего!

И, прекрасно осознавая свои ничтожные шансы на выживание в Тартасе, я поддалась собственной слабости, вошла к нему в клетку, а после позволила ему дотронуться до меня руками — теми, которыми убил моего брата, но и теми, которыми неоднократно спасал мне жизнь. Из раза в раз именно эти руки вытаскивали меня с того света, а сейчас они же на моём округлом животе дрожат от волнения.

Как только Рэнн коснулся моего живота, отпрянул, замер, испуганно глядя в глаза, и я замерла вместе с ним, отсчитывая каждую секунду в ожидании его дальнейшей реакции. Рэнн был настолько напряжён, что его ноздри ритмично раздувались от прерывистого дыхания, на мокром лбу вздыбились вены. Опустил изумлённый взгляд вниз и вновь робко дотронулся до живота, на этот раз сам.

Едва не захлебнувшись в испепеляющем счастье, ощутила, как малыш шевелится, и направила руку любимого именно туда. Малыш снова толкнулся, теперь уже прямо в ладонь Рэнна. На его лице отразилась гримаса боли и непередаваемого удивления. Как давно я мечтала об этом моменте! Себе не признавалась, но глубоко внутри — там, где никак не умрёт живучая любовь к демону — таились мечты об этом мгновении. И не только об этом! Рэнн кощунственно украл у нас тысячи подобных моментов, заменив их всепоглощающей ненавистью и обидой. Момент, когда узнала о беременности, умиление с быстрорастущего живота, первые толчки малыша… и ещё сотни и сотни подобных моментов, в которых он должен был находиться рядом, а я — не желать ему долгой и мучительной смерти.

С трудом стоя на подрагивающих ногах, в облегчении прикрыла пекущие от непролитых слёз глаза.

Знаю… знаю, что сейчас Рэнн испытывает неописуемые чувства, такие, которые и сам не в состоянии распознать, но только бы он молчал. Только бы не произносил ни слова, ведь иначе я сдамся, не смогу уехать, оставив его здесь. А я должна.

Рэнн

(Alex Roe — Longing To Know)

Зачем она это сделала? Почему позволила касаться себя? Простила?