Навои

— А там что, коза? — указал Туганбек на пасущуюся вдали тощую козу.

— Сынок, это соседская, — попыталась урезонить его старуха.

— Что за беда? И чужую можно, — ехидно засмей ялся Туганбек.

Старуха втянула голову в костлявые плечи и молча уставилась в землю тусклыми, полными слез глазами, С дерева сорвалось красное, как сердолик, яблоко и с глухим стуком упало возле Туганбека. Туганбек поднял яблоко, поднес к плоскому, бесформенному носу, понюхал его и со смехом протянул Дильдор:

— Подойди сюда, красавица! Возьми свое счастье у меня из рук. Пусть бог отдаст тебя мне, как это яблоко.

Дильдор, не поднимая глаз, бросила пестик и убежала. Рука Туганбека, державшая яблоко, повисла в воздухе. Он гневно отшвырнул яблоко далеко в сторону. Маленькие косые глаза его злобно вспыхнули, толстые губы под редкими усами задрожали.

Старуха испуганно посмотрела на него.

— Не сердись, бек! Дильдор — девушка стыдливая, да к тому же — невеста. Я сейчас приготовлю что нибудь вкусненькое. Если найдется у соседей, принесу чашку или две бузы, — сказала она и заковыляла по Двору.

— Позови, старосту, — буркнул Туганбек. — Сегодня я буду собирать пахотные деньги.

Старуха пошла, оглядываясь и шепча: «Этот палач — отродье самого Джучи.[49] Господи, пошли беду на все служилое племя!»

Она направилась было на выгон, где паслась коза, собираясь укрыть ее от глаз волка, но, побоявшись еще больше разозлить сборщика налогов, отказалась от этой мысли и пошла к дому.

Туганбек глядел сквозь деревья на синее прозрачное небе, то задремывая, то снова просыпаясь. Пыхтя и отдуваясь, прибежал толстобрюхий, круглый, как шар, староста кишлака. Туганбек, предъявив свою бумагу, объяснил, кто он такой и зачем приехал. Староста охотно помогал сборщикам податей, так как сам никогда не платил налогов. Но, зная настроения своих односельчан, он счел небесполезным намекнуть Туганбеку на необходимость быть осторожным.

— Благородный джигит, — сказал он, отирая пот со лба, — крестьяне только недавно разделались с подушней». По «десятинной» за плательщиками, кажется, не осталось никаких долгов. Время «пахотных» еще не пришло. Для каждого налога — своя пора. Ваш недостойный слуга знает все обычаи, правила и порядки, относящиеся к налогам, как свои пять пальцев. Если приедете вовремя, — соберете, не сходя с коня.

— Говори дело, староста! — крикнул Туганбек. — Мы поступаем так, как приказал наш хозяин.

— Теперь дехканин действительно совсем голый, благородный джигит. Пока не снимут урожай, с него ничего нельзя спрашивать.

— Так с кого же нам собирать?! — сердито закричал Туганбек. — Не с тех же земель которые принадлежат тарханам и вакфам.

Староста некоторое время молча обмахивался платком, потом, как будто про себя, сказал:

— Если станут требовать не вовремя, боюсь» не начались бы беспорядки…

— Ты что, пришел нас пугать» староста? — насмешливо воскликнул Туганбек. — Благодарение богу, мы бывали в боях.

— Брат, — возразил староста — я как увидал, вас издали, сразу понял что богатырь и смельчак. Пусть ваше сердце на этот счет успокоится, брат мой! Но наши крестьяне — народ горячий! Они собирались идти в столицу с жалобой на неправильные действия сборщиков. Если вы будете действовать осторожно и рассудительно, то, возможно, избежите недовольства и соберете деньги.

Туганбек, выйдя из терпения, вскочил.

— Ступай! Я сам найду способ собрать деньги, — сердито сказал он. — Я хорошо знаю, в какой яме зарыт ячмень, в какой — пшеница.

Староста тяжело дыша поднялся. Туганбек приказал старухе, которая собирала хворост под деревьями, попасти его лошадь.

Послав старосту вперед, он зашагал за ним следом. Старуха позвала Дильдор.

— Куда девался проклятый могол?[50] — спросила девушка.

Старуха сказала, что он ушел собирать налог с дехкан, и велела пустить его лошадь попастись. Девушка подошла к лошади. Она с завистью поглядела на серебряные цветы, украшавшие сбрую, потом не торопясь выбрала место, где деревья были редки, а трава густа, привязала лошадь и, вернувшись к старухе, принялась ей помогать.

С детства оставшись сиротою, Дильдор выросла под присмотром своей бабки и любила ее, как мать.

— Что вы собираетесь стряпать? — спросила она.

— Хотела изжарить для этого нечестивца яичницу, — ответила старуха.

— Напрасно трудитесь, бабушка, — с досадой сказала Дильдор. — Собака полает и перестанет. Нужен ли ей котел бедняка?

Старуха промолчала. Захватив под мышку вязанку хвороста, она пошла, но вдруг остановилась.

— Ты тут не вертись, дочка, — боязливо сказала она, устремив на Дильдор глубоко запавшие глаза, — Бери козу и ступай подальше с глаз, поняла?

На алых, как черешни, губах Дильдор заиграла улыбка. Она кивнула головой и, обвязав тощую шею козы веревкой, повела её за собой.