Физическое прекращение работы той структуры, что лежит в основе тела, затрагивает и закрепленные параметры маленького «я», и это естественным образом выпускает нас в миры, расположенные далеко за границами жизни в бодрствовании.
Содержимое снов – не что иное, как творения нашего ума, но без того контроля и манипуляций, которые мы налагаем на них в течение дня.
Большинство из нас не могут отследить растворение чувств в процессе засыпания: в какой-то момент наше осознавание отключается, так же как и органы чувств. Чтобы научиться поддерживать состояние осознавания во время всего процесса, нужно много практики и необычайно чувствительный ум, такой, как у Его Святейшества Шестнадцатого Кармапы. Когда он говорил об осознавании, он имел в виду чистое, недвойственное осознавание, осознавание без наблюдателя. Я никогда не встречался с Шестнадцатым Кармапой, но один из моих старших братьев был его помощником и поделился со мной замечательной историей. Как-то Кармапа пригласил к себе великого монаха-ученого, исповедовавшего внесектарный подход, который был наставником Его Святейшества Далай-ламы. Кармапа хотел обсудить с ним одну трудность, с которой столкнулся в своей медитации. Мой брат подал им освежающие напитки, а потом спрятался за дверью, чтобы услышать разговор.
Кармапа сказал, что может поддерживать осознавание в течение всего дня и отследить растворение чувств
Почтенный гость был потрясен. Он никогда не встречался с таким поразительным непрерывным пребыванием в состоянии осознавания и тут же выполнил простирания перед Кармапой, живым воплощением мудрости. Потом он сказал Его Святейшеству, что не может ничего советовать ему, но они обсудили текст, в котором говорилось об уме, не проводящем различий между днем и ночью.
КАЖДУЮ НОЧЬ МЫ ФАКТИЧЕСКИ ПРОХОДИМ ЧЕРЕЗ МАЛЕНЬКУЮ СМЕРТЬ
Это очень вдохновляющая история, но я и близко не подошел к такой степени поддержания устойчивого осознавания. Пытаясь практиковать медитацию перед сном во время трехлетнего ретрита, я столкнулся с трудностями. Формальная программа отводила три месяца на то, чтобы научиться этой практике. Прошло уже девяносто дней, а я по-прежнему засыпал мертвым сном каждую ночь. Однажды мы должны были собраться в главном зале на общую молитву, которая начиналась в пять утра. Нам сказали встать в два часа ночи и практиковать в своих комнатах до общего собрания. Той ночью я плохо спал. Оказавшись в главном зале, я клевал носом. Я перепробовал все уловки, чтобы не заснуть – закатывал глаза вверх и вонзал ногти в бедра, но ничего не помогало. Потом я подумал:
Проснувшись, я почувствовал себя отдохнувшим, полным сил, мой ум был в состоянии медитации. Спокойный и расслабленный. Открытый и ясный. Такое случилось со мной впервые. Лучше всего у меня получается выполнять медитацию на засыпание во время формальной сессии, когда на меня нападает сонливость, и я позволяю себе заснуть, или же во время невообразимо долгих утомительных церемоний.
Я не сразу заснул в свою последнюю ночь в комнате отдыха на вокзале и в какой-то момент утратил осознавание. Потом мне приснился сон, который не принес успокоения: я шел из Катманду в свой родной городок в Нубри, путь, который мне приходилось проделывать множество раз. Пешком дорога занимает около восьми дней, приходится карабкаться по опасно узким тропинкам с видами на сияющие пики Гималаев. На некоторых отрезках тропа изгибается вдоль отвесных ущелий глубиной более трехсот метров, на дне которых шумит горная река. Зловещие валуны выступают из склона горы. Упадешь с этой тропы – и твое тело никогда не найдут.
Я шел по дороге, когда вдруг раздались резкие грохочущие звуки, сверху покатились валуны и раздавили меня. Я проснулся от страха. Сел на краю койки. Сердце глухо бьется, а рот пересох от жажды. Я оглядел ряды кроватей, на которых спали мужчины, некоторые громко храпели. Мне не удалось пробудиться во сне и осознать, что меня раздавили валуны. Я среагировал как беспомощная жертва. Я чувствовал облегчение, оказавшись вне кошмара, но все еще был почти в слезах, пытаясь убедить себя, что этот сон был проявлением иррациональных страхов, а не служил дурным предзнаменованием для моего путешествия.