Непостоянство — это прямое выражение пустотности, а пустотность — это лучшее описание реальности. Чтобы смягчить своё горе, мы должны настроиться на реальность. Нам нужно перестать ошибочно считать вещи прочными и долговечными. Как сказал Согьял Ринпоче (цит. в [Longaker, 1997, x]):
Причина, по которой мы так яростно привязываемся к различным вещам — от эмоций, идей и мнений до нашей собственности и других людей, — в том, что мы не принимаем непостоянство [пустотность] близко к сердцу. Когда мы сможем принять то, что непостоянство — это и есть природа жизни... отпускание станет совершенно естественным. Когда непостоянство надёжно укрепится в наших сердцах, мы увидим, что если бы все осознали эту истину, то даже в гуще перемен, утрат и смертей не возникло бы чувство огромной потери. Мы бы плакали не потому, что вынуждены иметь дело с фактами смерти и непостоянства, но по гораздо более глубокой причине: мы бы плакали с состраданием, потому что знали бы, что вовсе не обязаны проходить через всю боль, все травмы и все страдания, через которые проходим. В сущности, они есть только потому, что нам не удаётся понять, что всё — абсолютно всё — преходяще [пусто].
Значительную часть последних двадцати лет я провёл рядом с ламами. Я видел, как духовные мастера переживают большие личные утраты. Сложно сказать, что они чувствуют, однако кажется, что они не чувствуют горя. Я был свидетелем моментов грусти, но мне никогда не казалось, что грусть перерастает в горе. То же самое говорят многоопытные переводчики, годами находившиеся рядом с этими мастерами. Осознавшие свою природу существа чувствуют так же полно, как мы (если не полнее), но не привязываются к этим чувствам. Иными словами, они осознают истину пустотности, освобождающую их от тяжести горя.
Марпа был великим мастером, сыгравшим большую роль в приходе буддизма из Индии в Тибет. Однажды в результате несчастного случая погиб его сын. Марпа рыдал и был безутешен. Его ученики были поражены. Он был просветлённым существом, он давал им учения о пустотности и иллюзорной природе реальности, и всё же открыто оплакивал смерть своего сына. Быть может, он лжец или мошенник? Быть может, его учения об иллюзорности неверны? Когда его спросили об этом, Марпа ответил: «Да, всё — иллюзия, а смерть ребёнка — величайшая иллюзия». Когда Трунгпа Ринпоче узнал о смерти своего друга Сузуки Роси, он закричал от боли. Но он не подпитывал эту боль. Он почувствовал её силу и позволил ей самоосвободиться. Он не дал этому чувству места, чтобы упасть, пустить корни и расцвести, превратившись в горе.
Пустотность — это не ничто, так что мы не говорим о холодном нигилизме. Это
Осознание пустотной природы всего, что возникает, не отрицает красоты или человечности этого возникновения. Мы по-прежнему чувствуем. На самом деле чувствительность пробуждённых существ (осознавших пустотность) и чувствительность тех, кто по-прежнему спит (и не осознал пустотность), отличается так же, как отличаются ощущения от попадания волоска в глаз и от его падения на мозолистую ладонь. Пробуждаясь, мы чувствуем больше, но это меньше нас ранит. Пустотность не может причинить вреда пустотности.
Будда впервые передал учения о пустотности на скале Коршуна. Считается, что коршун летает выше других птиц и поэтому видит дальше всех. Воззрение о пустотности — это высочайшее воззрение. Это воззрение просветлённых. Коршуны также питаются трупами живых существ. Это символ того, как сила пустотности пожирает существование.
Мы горюем, потому что думаем, будто вещи существуют. Это воззрение мотылька. Чтобы меньше страдать, мы должны усилить своё понимание пустотности. Нам нужно посмотреть на всё с высоты птичьего полёта.
Радость загробного бытия