Назад к Мафусаилу

К факторам, явно подверженным сознательному изменению, относится и продолжительность жизни индивида. Вейсман

^{37}

, весьма одаренный и мыслящий биолог (к несчастью, впавший в слабоумие под воздействием неодарвинизма), указал на то, что смерть не является непременным условием жизни: она только средство для того, чтобы обеспечить непрерывное возобновление без перенаселенности. Но тогда Отбором Силой Обстоятельств нельзя объяснить естественную смерть, ибо такой отбор объясняет только выживание того вида, представители которого настолько благоразумны, что дряхлеют и умирают вполне сознательно. Однако не слишком похоже, что расчеты их логически обоснованы: никто не в состоянии объяснить, почему попугай живет вдесятеро дольше собаки, а черепаха едва ли не бессмертна. В случае с человеком налицо явный промах: люди не живут достаточно долго; в сопоставлении с задачами высокоразвитой цивилизации они умирают сущими детьми, и наши премьер-министры (по общему мнению, достигшие полной зрелости) делят свое время между партией в гольф и правительственной скамьей в парламенте. Можно, однако, предположить, что сила, допустившая такую ошибку, способна и исправить ее. Если в соответствии с обстоятельствами человек ныне устанавливает срок своей жизни в семьдесят лет, он в равной степени может установить его и до трехсот лет, и до трех тысяч лет, или же вплоть до предела, обусловленного подлинным Отбором Силой Обстоятельств, когда какой-либо фатальный случай, рано или поздно неизбежный, положит конец его существованию. Главным толчком для продления нынешней продолжительности жизни человека может стать убеждение, вынесенное из опыта потрясающих катастроф, подобных недавней войне, — убеждение в необходимости жить, по крайней мере, столько, сколько нужно для того, чтобы, повзрослев, отделаться от своего пристрастия к гольфу и сигарам, коль скоро речь идет о спасении рода человеческого. Здесь нет никаких фантастических измышлений: все эти рассуждения — не что иное, как дедуктивная биология, если вообще существует такая наука, как биология. Это тот самый камень преткновения, который мы оставили нетронутым, но его стоит сдвинуть с места. С целью придать данной идее большую привлекательность, чем если бы она была облечена в форму трактата по биологии, я и написал метабиологическое Пятикнижие

^{38}

«Назад к Мафусаилу» — мой вклад в современную Библию.

Пришествие неоламаркистов